---

Продолжение
Часть I. В начале жизни
Часть II. Выбор пути
Часть III. Игры в диссидентство
Часть IV. Молодой учёный
Часть V. Партийная служба: соблюдая традиции
Часть VI. Партийная служба: перестройка
Часть VII. Национал-коммунистическое пробуждение
Часть VIII. Упущенная альтернатива (начало)
 

---

 
 
Двоевластие



Иоганн Бротце. «Курземский крестьянин на двуколке»
 

---

В марте 1990 г. состоялись выборы в Верховный Совет Латвийской ССР. На этих выборах НФЛ и его союзники получили 138 из 201 места, то есть большинство, необходимое для внесения поправок в Конституцию.

Результаты выборов были явно сфальсифицированы в пользу кандидатов от НФЛ. Об этом говорило выкраивание избирательных участков особым образом — джерримендеринг по-научному; колоссальный разброс голосов, отданных за кандидатов по различным участкам; «вброс» неучтенных бюллетеней, зафиксированный наблюдателями от нашей партии, и т. д.

Мы в ЦДИ создали «следственную группу», и я стал пробиваться в Центральную избирательную комиссию, чтобы оспорить результаты голосования по некоторым участкам. Начальником этой комиссии был мой недавний коллега по ЦК КПЛ, достаточно известный юрист. Он долго не хотел меня принимать, но через неделю встреча с ним все же состоялась. На официальное требование от имени партии ЦДИ провести пересчет голосов по ряду участков он ответил, что после выборов прошла неделя и все бюллетени уже уничтожены.

«Как уничтожены? — воскликнул я. — На каком основании?» — «В соответствии с утвержденной неделю назад инструкцией для ЦИК», — был ответ. «Кто утвердил инструкцию?» — не унимался я. «Президиум Верховного совета Латвийской ССР», — парировал бывший коллега. А президиум тогда, напомню, возглавлял А.Горбунов. На высших номенклатурных должностях простаков не держали — все бумаги были составлены, что называется, комар носа не подточит. Я проверил ту инструкцию — не поленился.

ЦДИ на этих выборах провело в Верховный Совет пять человек. Они вошли вместе с депутатами, избранными по спискам коммунистической партии во фракцию «Равноправие».

В составе депутатов парламента от НФЛ было много бывших ответственных партийных работников и бывших работников КГБ: Ояр Кехрис, Альфред Чепанис, Вилнис Бресис, Юрис Боярс, Айвар Лембергс, Петерис Лакис. Была и латышская коммунистическая интеллигенция рангом пониже: Валентина Зейле, Андрис Плотниекс, Артур Кодолиньш, Валдис Биркавс, Маврик Вульфсон.

Всех этих людей я неплохо знал по университету, работе в Академии наук или аппарате ЦК КПЛ. С О.Кехрисом мы просидели два года в одном кабинете в ЦК КПЛ, В. Зейле была куратором моей учебной группы в университете и секретарем парторганизации факультета, с А.Кодолиньшем мы длительное время работали вместе в Институте экономики.

Маврик Вульфсон в свое время приглашал меня еще в бытность научным сотрудником преподавать политэкономию на кафедру марксизма-ленинизма, которую он возглавлял в Академии художеств. Перед походом на собеседование к М.Вульфсону я поинтересовался у знакомых в Московском райкоме партии, что за человек этот заведующий кафедрой и откуда появился. А профессиональные партийные работники, я вам скажу, знали биографии абсолютно всех членов номенклатуры прямо с момента занятия ими поста члена школьного комитета комсомола, а то и председателя пионерской дружины.

Так вот, по оценкам знакомых, Маврик был агентом НКВД еще со времен ульманисовской Латвии — помогал устанавливать в ней советскую власть в июне 1940 г. В те времена это было не преступление, а свидетельство личного героизма, и я спокойно пошел на собеседование в Академию художеств. На должность преподавателя М.Вульфсон меня не взял — знание латышского языка у меня было слабое.


Все знакомые мне депутаты, о которых я пишу, были достаточно грамотными политиками и, как на первый взгляд казалось, неплохими людьми. Однако попав в рамки «белого» проекта, они превратились в его слепых исполнителей, ненавидевших тех, кто продолжал защищать «красный» проект. Еще больше они невзлюбили русских, которые могли претендовать на места в составе правящей элиты.

Помню, как А.Горбунов добивался поддержки народных масс перед выборами в Верховный совет Латвийской ССР. Он обрядился в костюм курземского крестьянина конца XIX века, состоявший из белой рубахи, черных брюк, серого длиннополого сюртука и сапог. На голову надел шляпу-канотье (я узнал ее по иллюстрациям к книге Лазаря Лагина «Старик Хоттабыч», печатавшейся в журнале «Пионер»), сел на запряженную двумя лошадьми телегу и в таком виде разъезжал по центральным улицам Риги.

Памятник В.Ленину перед зданием Совета министров тогда еще не снесли, и улица продолжала называться именем вождя мирового пролетариата, а он в канотье агитировал за «белую» Латвию. Латышам-избирателям прием с переодеванием в народный костюм очень понравился, они распевали народные песни и бросали в телегу кандидата в депутаты цветы. Анатолий Валерианович светился от радости от такой искренней народной любви.

Я представил себя на месте А.Горбунова, мобилизующим русских избирателей на выборах. Сижу в телеге, запряженной тройкой лошадей, на мне — красная рубаха-косоворотка, синие галифе и сапоги дудочкой. На голове — шестиугольный картуз, а из-под него выбивается непослушный чуб. В руках гармошка, на которой я играю и пою частушки скабрезного содержания. Уверен, что русские забросали бы меня не цветами, а тухлыми яйцами. Не любят русские таких ряженых с гармошками. Если ты берешься руководить страной, то и показать должен свое умение руководить, а не руками водить, раздвигая и сдвигая меха гармошки.

Наверное, моя нелюбовь к красной рубахе и неумение играть на гармошке сыграли главную роль в том, что сам я на выборы в Верховный Совет ЛССР не пошел.

Зато А.Горбунова избрали главой Верховного Совета, секретарем стал И.Даудиш. Председателем Совета министров парламент назначил Ивара Годманиса.


Много позже, в 1998 г., возник скандал в связи с появлением на свет учетной карточки агента Ивара Годманиса в пресловутых «мешках КГБ». Видимо, фигурант скандала не выполнил какие-то просьбы своих бывших кураторов. Суд не смог доказать причастность И.Годманиса к работе на советскую политическую полицию. Напомню, что судьи в Латвии назначаются парламентом по представлению минюста, который подчиняется премьер-министру.

На посту премьера независимой Латвии И.Годманис прославился тем, что разрушил своими некомпетентными действиями крупную промышленность республики. Заводы при нем массово закрывались, рабочих выбрасывали на улицу, дорогостоящее, зачастую новое, оборудование промышленных предприятий сдавалось на металлолом.

На этом фоне премьер смог придумать только проект снабжения населения республики печками-буржуйками для спасения от холода. Эти печки централизованно закупили в России и продавали потом во всех хозяйственных магазинах много лет подряд. Впрочем, кое-кого они действительно спасли от холода, поскольку централизованное отопление в многоквартирных домах многих городов отключили из-за того, что правительство не закупило необходимые энергоресурсы в России. Руководить экономикой республики — это вам не струны на кокле перебирать.

4 мая 1990 года Верховный Совет Латвийской ССР повторно принял Декларацию о восстановлении Латвийской Республики. Та декларация о независимости, которую приняли коммунисты в октябре 1988 г., в зачет не пошла — не те люди принимали. Государственные символы «перепринимать» не стали, поскольку не нашли для этого достаточных юридических оснований.

Русских стали массово увольнять с постов в министерствах и ведомствах, снимать с должностей на предприятиях республиканского подчинения. Однако союзные предприятия еще не трогали, не подчинялись новым властям и военные, милиция, спецслужбы, пограничники. В обращении продолжал оставаться советский рубль, Госбанк Латвии был всего лишь отделением Госбанка СССР. В республике сложилось двоевластие.


Простаки и шулеры



Микеланджело Караваджо. «Шулеры»
 

---

Политика политикой, а надо было зарабатывать чем-то на жизнь. Некоторое время я с бывшим замминистра бытового обслуживания Александром Тетюхиным организовывал платные курсы для руководителей предприятий по тому, как им переходить на арендные отношения. В Латвийской ССР это уже становилось неактуальным, а из других республик на курсы с удовольствием приезжали директора предприятий, главные экономисты и бухгалтеры.

Я сам читал лекции на курсах и приглашал ведущих специалистов народного хозяйства республики. В рекомендациях уже учитывал возможность жульничества руководителей, с которым столкнулся при работе с М.Йоффе.

В целом работа на курсах была интересна в профессиональном отношении и требовала высокой квалификации, поскольку одно дело политические призывы к реформированию экономики на республиканском уровне, а другое — воплощение этих призывов в жизнь на уровне предприятий.

Доходы от чтения лекций на курсах позволили заработать хорошие деньги, и я полностью расплатился за кооперативную квартиру и даже смог приобрести дачу. Когда приходил в первичную организацию платить партийные взносы, наш секретарь, бывший помощник Пуго Петр Антропов удивлялся суммам, которые я вносил в партийную кассу, и спрашивал, точно ли я хочу состоять в партии с такими доходами. Я отвечал, что точно хочу.

На курсах по внедрению аренды я познакомился с рядом директоров латвийских предприятий. Они пригласили меня консультантом в только что созданную Ассоциацию промышленных предприятий Латвии (АППЛ). Это был союз руководителей крупных предприятий союзного подчинения, который возглавлял директор объединения «Радиотехника» Владимир Мартинсон. Членами правления были директор «Дзинтарса» Илья Герчиков, «Саркана звайгзне» — Павел Максимов, «РВЗ» — Валентин Савин.

Руководство госпредприятий тревожилось о судьбе своих трудовых коллективов, которые стали испытывать большие трудности, и решило отстаивать их интересы в органах власти, в СМИ. Вместе с другими консультантами, С.Диманисом и М.Гавриловым, мы писали для Ассоциации манифесты, статьи, рекомендации по совершенствованию механизма хозяйственной деятельности предприятий, готовили проекты законов экономического содержания для Верховного Совета Латвийской ССР, а потом Верховного Совета Латвийской Республики.

Многие экономические вопросы тогда решались только на союзном уровне. Поэтому на каком-то этапе работы пришлось обращаться с предложениями в Верховный Совет СССР. Там мы перезнакомились с работниками аппарата и начали участвовать в подготовке общесоюзных законодательных актов. Часть подготовленных с нашим участием законов была принята. Такого рода работа доставляла большое профессиональное удовлетворение.

Однако все, кто что-то делал своим трудом на государственных предприятии или в учреждениях на фоне глобальных перемен, выглядели откровенными простаками.


Новое руководство республики стало реализовывать меры по ускоренному переходу к капиталистическим отношениям.

В ноябре 1990 г. было принят закон о приватизации земли в сельской местности. В соответствии с этим законом земля возвращалась тем собственникам, которые владели ею до 1940 г. Крупные и высокопроизводительные совхозы и колхозы в результате принятого решения лишались основной части земли. На их месте образовывалось множество мелких земельных собственников, большинство — без навыков ведения фермерского хозяйства и без техники.

Известный колхоз «Адажи» распался, например, на 126 фермерских хозяйств. Летом на выходные я ездил мимо поселка Адажи на дачу. Цветущие поля этого колхоза уже через год после принятия закона о реституции земли перестали обрабатываться и густо заросли сорняками. Здание непрерывно шумевшей ранее лесопилки у дороги пустовало, в нем были выбиты окна. Все люди с улиц поселка, где жили колхозники, куда-то пропали.

В целом по республике сельскохозяйственное производство сократилось за два года после принятия упомянутого выше закона ровно наполовину.

В октябре-ноябре 1991 г. в республике приняли законы о возврате бывшим собственникам домовладений и земли в городах. Вскоре новоявленные собственники стали повышать квартирную плату и выселять бедных жильцов на улицу.

При реституции собственности было много шулерства. Например, недвижимость возвращали тем, кто был ее собственникам по состоянию на момент установления советской власти.

Имущество возвращали в том числе тем, кто взял его в свое время в кредит и должен был выплачивать за него выкупные платежи банкам. Таких людей было немало. Прежде всего это были люди, получившие дома и земли 100 тысяч депортированных К.Ульманисом в 1939-1940 гг. остзейских немцев.

Точно так же было массовое жульничество при реституции собственности 90 тысяч латвийских евреев, уничтоженных нацистами в период немецкой оккупации. Родственников этих жертв не осталось в живых, и их дома и земли возвращали близким к власти людям по подложным справкам из госархивов.

Мне тоже предлагали поучаствовать в такого рода аферах, поскольку я занимал пост председателя экономической комиссии горсовета и мог повлиять на принятие определенных решений, но я отказался. Мама в детстве рассказывала мне, что людей, которые во время войны грабили погибших, называли мародерами, а мне такое имя получить не хотелось.

После принятия законов о реституции появился обширный социальный слой, поддерживающий власть национал-коммунистов, поскольку они наделили его собственностью.     


Попытка спасти социализм



Гелий Коржев. «Поднимающий знамя»
 

---

В условиях сложившегося в республике двоевластия победить мог тот, кто предложит массам более привлекательный социально-экономический проект.

Национал-коммунисты предложили проект реституции мелкой частной собственности и на его основе получили поддержку большого числа сельских жителей и части горожан. У латвийских коммунистов-интернационалистов такого проекта вначале не было. Однако они выдвинули на апрельском 1990 г. пленуме ЦК в руководство партии не только А.Рубикса, но и бывшего преподавателя политэкономии и секретаря парткома ЛГУ О.Потреки.

Ояр Потреки пришел в партийное руководство с идеей предложить привлекательные формы приватизации для работников крупных предприятий, а также создать механизм, обеспечивающий нормальное взаимодействие союзного центра и национальных республик. Он понимал, что только материальный интерес может мобилизовать трудящихся на защиту завоеваний социализма.

Под этот проект Потреки стал набирать единомышленников. Пригласил и меня, поскольку мы с ним были знакомы уже много лет по работе в области политэкономии. Теоретическая часть исполнения задуманного легла по большей части на меня, поскольку я уже имел опыт написания подобного рода проектов. Вместе с коллегами (не буду называть их фамилии, поскольку это может повредить им до сих пор) мы обсудили предложенную мною теоретическую модель, и я изложил ее в толстой брошюре.

Смысл предлагаемой концепции заключался в следующем. Проводилось акционирование всех предприятий союзного подчинения. Четверть выпущенных акций сохранялась в собственности Союза, четверть передавалась в собственность республики, а оставшаяся половина распределялась среди членов трудового коллектива предприятий. Между работниками предприятий акции распределялись в зависимости от их трудового вклада, который исчислялся на основании размера получаемого ими заработка и трудового стажа. Часть акций резервировалась за теми, кто уже уволился с предприятия или ушел на пенсию.

В предлагаемой концепции были и другие важные элементы. Создавался управляющий финансовый холдинг, который распоряжался акциями предприятий, паевой банк, страховая компания, товарная биржа.

Мы долго думали, как назвать задуманный нами финансовый холдинг, и Ояр Потреки предложил RHL — сокращение от Riga-Holding-Latvia, по-русски РХЛ. Нам, участникам его команды, это название понравилось.

На основании предложенной мной теоретической модели были разработаны все необходимые документы и инструкции. Потреки показал документы руководителю правительства СССР Валентину Сергеевичу Павлову, и тот подписал постановление о проведении в Латвии экономического эксперимента.

Как сейчас помню, постановление было за номером 908 и называлось «О проведении эксперимента по акционированию предприятий союзного подчинения в Латвии и создании управляющего ими холдинга РХЛ».


На основании решения правительства СССР наша команда провела акционирование 124 союзных предприятий республики.

Схема действий была такова. Трудовой коллектив на общем собрании принимал предлагаемую схему акционирования, директора согласовывали ее в союзном министерстве, потом принималось решение о вхождении акционерных обществ в объединение РХЛ.

Практически нами было задумано создание финансового холдинга по образцу тех, что существовали на Западе. Объединение РХЛ выпустило акции и стало распределять их по акционерам. Предполагалось, что 25% акций будут переданы Совету министров Латвийской Республики.

Руководство республики с большой ревностью отнеслось к нашему проекту. Мы попробовали вести переговоры с представителями Совета министров на уровне специалистов, но И.Годманис не давал добро на их включение в работу. Ясно было, что он имел другие замыслы, но какие — в описываемое время не было понятно. Потом стало ясно, что у него был заказ от западных кураторов просто уничтожить промышленность республики или сделать ее неконкурентоспособной.

Однако мы вели переговоры с директорами крупных предприятий республиканского подчинения, с тем чтобы аналогичную схему реализовать и на них, только уже с вовлечением городов и районов.

Таким образом, мы хотели осуществить цивилизованный переход к рынку и частной собственности при сохранении командных высот за государством.

Часть акций холдинга была выставлена на продажу на только что учрежденной Московской товарной бирже. Для осуществления торговли акциями нам даже пришлось купить брокерское место на этой бирже.

Практически был реализован проект приватизации большей части государственной собственности в Латвии, причем он позволял сохранить крупные предприятия и передать собственность членам трудовых коллективов.

Наша команда выступала с интернационалистских позиций: предполагалось, что все мы будем латвийцами. Такая установка была настолько очевидна, что люди, участвующие в работе, даже не считали необходимым обсуждать эту проблему.

Это и было самым слабым местом проекта — национал-коммунисты уже соблазнили массу латышей идеей их национального превосходства. В общество был вброшен лозунг «Будем голодными, но свободными».

Первую часть лозунга новые власти воплотили в жизнь в полной мере, вторую реализовать не удалось. Голодные не могут быть свободными, они могут только пресмыкаться перед теми, кто дает им чечевичную похлебку.