---

Долгое время я пытался понять, что же на самом деле произошло в августе 1991 года. Наконец сформулировал следующую мысль. В результате верхушечного переворота к власти в стране пришли «белые».
 

---

Помните, в песне времен Гражданской войны, написанной композитором Самуилом Покрассом, пелось:

Белая армия, черный барон
Снова готовят нам царский трон.
Но от тайги до британских морей
Красная армия всех сильней…

Так вот, Красная армия, правильнее — красная гвардия, оказалась всех слабей, и к власти в СССР в целом, и в нашей республике в частности, пришла белая армия, точнее — белая гвардия и черный барон. В Латвию они принесли с собой не царский трон, а более современную форму управления — этнократическую республику.

Национал-коммунисты с помощью латышской творческой интеллигенции достаточно быстро очистились от своего коммунистического прошлого и превратились в глазах масс в национал-демократов, то есть в людей, которые строят свое собственное национальное государство демократическими методами, без открытых репрессий против инородцев.

Национал-демократы и образовали новую «белую» гвардию.


Национал-демократы изначально концентрировались в общественной организации «Клуб-21». Эта организация состояла из бывших номенклатурных работников, предпринимателей, спортсменов, журналистов.

Вначале в нее принимали и латышей, и русских — надо было только иметь высокий социальный статус или большие деньги. Туда первоначально приняли, например, Пашку Стабникова, Володю Кулика, Виталия Гаврилова. Последнего даже сделали вице-президентом клуба. А президентом там был Янис Круминьш, выпускник философского факультета ЛГУ, с которым мы ходили на военную кафедру три года и получали вместе нагоняй от офицеров за то, что носили слишком длинные волосы.

Потом на базе «Клуба-21» была создана партия «Латвияс цельш». В эту партию брали уже только тех русских, которые соглашались забыть свои этнические корни.

На выборах в 1993 году в V Cейм партия «Латвияс цельш» получила более трети всех голосов избирателей. Это позволило ей возглавить правящую коалицию и назначить на пост председателя Сейма опять Анатолия Горбунова, а секретарем сделать опять Иманта Даудиша.

Премьером тогда стал экс-номенклатурщик Валдис Биркавс. Министры были подобраны соответствующие.


Все правительства республики на протяжении последующих десяти лет тоже возглавляли члены «Клуба-21». С большинством из них мне приходилось сталкиваться в период службы в партийном аппарате.

Валдис Биркавс, например, часто заходил в гости в кабинет поболтать с моей коллегой по службе. Он работал тогда заведующим организационным отделом Московского райкома КПЛ и имел за специфическую улыбку кличку Череп. Валдис отличался неукротимым стремлением продвинуться вверх по карьерной лестнице и делал это, ни с чем и ни с кем не считаясь. За это его в номенклатурной среде сильно недолюбливали.

Следующий премьер, Марис Гайлис, стал известен широкой публике после проведения кинофестиваля «Арсенал», профинансированного кооператорами из «Пардаугавы». До этого он занимал должность начальника отдела Комитета по кинематографии Латвийской ССР. За идеологические промахи он пару раз получал в отделе пропаганды «фитили» от моих коллег.

Четвертый премьер независимой Латвии, Вилис Криштопанс, был профессиональным тренером по баскетболу. Он пускал к себе в зал бесплатно играть баскетболистов из ЦК КПЛ и КГБ. Я был членом цековской баскетбольной команды и сталкивался с ним на ежегодных турнирах работников органов республиканского управления и на тренировках. В баскетбол он играл хорошо — слов нет. Про его управление экономикой республики у меня тоже слов нет, но совсем по прямо противоположной причине.

Андриса Берзиньша, как я уже отмечал, я встречал на партийных собраниях в Госкомитете по труду и социальным вопросам. Он был тогда секретарем партийной организации комитета. Потом он был со мной депутатом в Рижском горсовете. Я тогда оценил его как безобидного флегматика, который никак не мог устроиться в жизни. Ничего, устроился: сначала мэром столицы, потом занимал ряд министерских должностей, и наконец дослужился до должности премьера.


Ничего плохого об этих, а также об остальных членах «Клуба 21» сказать не могу. Однако именно они инициировали и принимали законы, которые превратили русских в Латвии в людей второго сорта как в политическом, так и в социально-экономическом отношении.

При этом они совершенно не сожалели о содеянном и презрительно относились к тем, кого удалось так легко обмануть в период бурных народнофронтовских митингов и массовых демонстраций.

«Латвияс цельш» была партией бывшей городской партийной номенклатуры. Бывшая сельская партийная номенклатура образовала партию «Крестьянский союз», которая потом, после ряда трансформаций, стала именоваться Союзом «зеленых» и крестьян. Во главе «Крестьянского союза» изначально стоял Айварс Беркис.

Кроме этих двух национал-демократических партий в V Сейм прошли латышские национал-радикальные партии «Движение за национальную независимость Латвии» и «Отечеству и свободе». Они стабильно занимали в парламенте 10—15% мест во всех созывах.

Эти партии отражали интересы мелких латышских предпринимателей, служащих, фермеров, маргиналов — словом, тех социальных слоев, которые были готовы пойти на применение силы против инородцев ради получения каких-то материальных благ и социальных статусов.

Наиболее заметными фигурами в рассматриваемых партиях были Эдуард Берклавс, Марис Гринблатс, Петерис Табунс, Юрис Добелис, Эйнарс Цилинскис, Эйнарс Репше. Большое влияние на национал-радикалов оказывали латышские эмигранты, которые стали возвращаться в Латвию.

Коалиция национал-демократов и национал-радикалов сохранялась и в VI Сейме. Влияние национал-радикальных партий в этом Сейме даже возросло.


Очень показателен был выбор Сеймом президента.

Депутаты V Сейма избрали руководителем государства внучатого племянника довоенного диктатора Карлиса Ульманиса — Гунтиса. По их мнению, он должен был олицетворять и для народа, и для заграницы силу и могущество только что восстановленной Второй Латвийской республики.

Точнее, он должен был выполнять роль черного барона, поскольку К.Ульманис разогнал Сейм, установил нацистский режим власти, незаконно присвоил президентское звание, а потом предал «белый» проект и сдал ослабленную диктаторским переворотом страну «красным».

Поскольку президент в Латвии выполняет только представительские функции, то и внучатый племянник должен был только освящать происходившее своим внешним обликом и родственными связями.

Гунтис Ульманис оправдал ожидания правящей латышской элиты. Именно при нем воплощалось в жизнь решение о лишении прав гражданства двух третей русского населения, русских выгоняли из государственного аппарата, закрывали группы с обучением на русском языке в государственных вузах.

Мог ли я подумать за десять лет до этого, что коммунист, директор советского районного комбината бытового обслуживания, специалист по стиральным машинам и любитель пирожков со шпеком смело пойдет по пути своего именитого двоюродного деда и возобновит строительство этнической иерархии, в которой инородцам будет место только на низших ступенях социальной лестницы?


Народный фронт не смог преодолеть избирательный барьер, и в V Сейм никто по его списку не попал. Ивар Годманис, Дайнис Иванс и множество других латышских интеллигентов оказались на улице в прямом смысле этого слова.

Творческая интеллигенция во власти бюрократам была больше не нужна — и от нее безжалостно избавились.

Русский электорат поддержал на выборах в V Сейм список «Согласие — Латвии, возрождение — народному хозяйству» и список «Равноправие».

Выборы тогда еще шли по одномандатным округам, и фракции образовывались по итогам выборов из депутатов-единомышленников.

Первую фракцию составили бывшие национал-коммунисты, работавшие в Народном фронте, но ушедшие из него из-за того, что он скатился на националистические позиции.

Вторую фракцию в Сейме образовали бывшие коммунисты-интернационалисты, которые в НФЛ из принципа не входили.


На выборах в следующий, VI Сейм надо было идти уже по партийным спискам. Русские избиратели поддержали Партию народного согласия, которую возглавлял бывший народофронтовец Янис Юрканс, и Социалистическую партию, во главе которой стоял бывший секретарь Лудзенского райкома компартии Филипп Строганов.

В Янисе Юркансе я изначально разглядел позера с непомерными амбициями, который любил только себя в политике. С ним мне приходилось несколько раз сталкиваться в публичных дискуссиях по «русскому» вопросу.

Русских он равными латышам не считал, но когда ему об этом публично говорили, смущался и уходил от дальнейшего обсуждения проблемы.

Первоначально Соцпартия насчитывала почти тысячу членов и руководил ей Филипп Строганов.

В партии состояли и латыши, и русские. Однако ее потенциал был невысок из-за того, что она лишилась традиционных коммунистических инструментов мобилизации сторонников и не подкорректировала свою программу в соответствии с новыми обстоятельствами.

Кроме того, наиболее активные элементы русской части общества пытались реализовать себя в предпринимательской деятельности, а латышской — устремились на теплые чиновничьи места, благо такого строгого отбора, как раньше, при назначении на эти места не было.

Этих людей идея установления в обществе социального равенства больше не зажигала.

«Равноправие» после образования Соцпартии превратилось в правозащитное общество во главе с Татьяной Жданок.

Татьяна Аркадьевна чуть позже разошлась с социалистами и образовала собственную парию с названием «Равноправие». Эта партия вначале проводила по несколько депутатов в Сейм и крупные муниципалитеты, а потом вступала в них в тактические союзы с социалистами.


В V, VI и всех последующих Сеймах партии, которым отдавали голоса русские избиратели, неизменно оказывались в оппозиции.

После лишения гражданства я поддерживал тех членов партии ЦДИ, которые имели право пойти на выборы, однако наша партия в Сейм не прошла.

ЦДИ переименовали в Русскую партию, и она в 1997 г. провела на выборах в Рижскую думу только двух депутатов. Там они вошли в коалицию с другими партиями, ориентирующимися на защиту интересов русских избирателей.

Поддержку Русской партии предприниматели особо не оказывали, и она скоро превратилась в небольшой политический клуб. Возглавлял партию тогда Михаил Гаврилов. Офис партии перекочевал сначала в маленькую квартирку дворника на ул.Лачплеша, 52/54, а потом в старую прачечную на Таллинас, которую отремонтировали и превратили в Русский дом.

Вокруг Русской партии концентрировался ряд русских культурных организаций, она выпускала небольшим тиражом газету «Русское слово». Поскольку я в те времена прилично зарабатывал, то жертвовал деньги на поддержку партии и на ее культурные проекты. Однако было ясно, что получить большой поддержки избирателей партии не удастся, поскольку основную часть русских лишили права голоса.

Ситуацию можно было сравнить с соревнованиями по бегу, в которых некоторым участникам связали ноги, а потом определили, что в победители вышли самые быстрые.


Русский избиратель стал отдавать голоса ПНС, Социалистической партии, партии «Равноправие». Руководство этих партий привлекло основную часть актива ЦДИ к себе.

Это был справедливый результат политической конкуренции за голоса избирателей — русские национальные идеи в их среде особой популярностью не пользовались, поскольку мы все еще были советскими людьми, которые только говорили на русском языке. Русские духовные ценности нам всем еще только предстояло обрести.

На каком-то этапе М.Гаврилов приватизировал партию ради личной победы на муниципальных выборах в Риге, и из нее вышло большинство активистов. Одним из первых ушел я.

Вскоре Русская партия слилась в Рижской думе с правой Первой партией и превратилась в ее Русский центр. Интересов русской части населения этот центр больше не отражал.


Продолжение следует

 

---

         
Читайте также:
Александр Гапоненко. Левые движения в постсоветской Латвии (1985-2017)
 

---