Окончание. Начало — здесь
 

---

 
А какие тут веселенькие стайки попугайных такси из трехколесных мотоциклов и мотороллеров!






 

Рыночки, которых тьма, торгуют, само собой, изделиями народного промысла из шерсти: коврики, сумочки, свитера, шапочки, покрывала, пончо.










Все ручной вязки или тканья — amigo, hecho al mano! — сказочно красивые узоры, орнаменты по мотивам инков, буйные цвета, купить хочется все, а стоит гроши.






Торгуют за местную валюту соль, солнце, но рады долларам, три соля за один. Хороший вязаный свитер — долларов тридцать, большой коврик — десять. Шерсть — овца и четыре местных вида из семейства верблюжьих — гуанако, лама, альпака, викунья. Овца — самая грубая шерсть, остальные должны быть бейби: бейби-лама, бейби-альпака. Кроме бейби есть градации Royal и Superfine. Говорят, что Royal — это первая стрижка. Неправда, и даже Baby не связано с возрастом животного — это градации шерсти в микронах: до 18 — Royal, 21 — Baby, 25 — Superfine. Royal бывает только белая.

Викунья — самая дорогая в мире шерсть. Эти козочки живут только на воле, иначе шерсть грубеет. Их ловят и с каждой состригают граммов по двести. Свитерок в хороших магазинах «Куна» будет стоить под тысячу-полторы долларов. Дамы там накинулись на легкие пальто долларов по триста из бейби-альпаки, изящные накидки-пончо по сто пятьдесят, элегантные шарфики.
 
В деревушке общины Амару, тоже на высоте 3800 метров, нам показали весь процесс — стрижка овец, прядение, окраска, ткачество. Красители натуральные, травяные, а кармин делают, как и столетия назад, из самок мексиканских червячков кошенили.





 
По дороге на озеро заехали в крохотный городок Андагуаилильяс, где вдруг, in the middle of nowhere — огромный роскошный католический собор, весь в золоте, с потрясающей росписью.




Тут многое возникает из ничего: вдруг — гостиничка, любовно оформленная в ар-деко. Еще деревушка — громадный заброшенный собор. А рядом — музей Херенсии, «наследие» по-испански. Музей так себе, и больше нас развлекли три кондора довольно-таки домашнего яйценосного вида. Прилетели, уселись на собор и изобразили средневековых гаргулий. Или гарпий. Очень натурально.


 

Озеро Титикака — озеро как озеро, только высота — те же 3800 метров. Местный увлекательный аттракцион — плавучие острова, куда, собственно, и привозят туристов.




Островов штук восемьдесят, наделаны из местного тростника и действительно плавают, образуя архипелаг. Требуют тщательного ухода, чуть ли не раз в год поверхность перекладывают.




Живут в тростниковых же хижинах, семьями, человек по двадцать-тридцать. Смотрят телевизор от солнечных батарей. У мужчин-индейцев не растет борода, нет усов. Они не лысеют и почти не седеют. Температура тела — 38 градусов, жмешь ему руку — горячо. Ловят рыбу, уток, сушат их, потом меняют на материке. Между островами возят на тростниковых лодках, слепленных по образу лодки Ра.




Считается, что на острова индейцы аймара перебрались лет семьсот назад, спасаясь от врагов. Наверное, не врут. Но почему-то вспомнилось, как в Индии клюнул на придуманную ушлыми турагентами легенду, что древние индийцы жили на деревьях. Провел ночь на дереве, в каком-то шатком двухэтажном трехкомнатном сооружении из прутьев, но с сортиром и душем, трусливо передвигаясь на четвереньках и проклиная все на свете. А под деревом был комфортнейший ночлег.



 

На десерт — полет над пустыней Наска на воздушном трамвайчике Cessna 208, по пять кресел, с огромными иллюминаторами у каждого борта, минут тридцать пять туда и обратно, полчаса над фигурами.




Пилоты закладывают вираж по одному борту, и по-русски: «Смо-о-трим, смо-о-трим, Рыба!» Борт: «О-о-о, ви-и-и-дим!!!» Крутой вираж — и то же самое с другого борта. «О-о-о, Колибри! О-о-о, Змея! О-о-о, Обезьяна! О-о-о, Космонавт!»


О-о-о, Колибри!



О-о-о, Рыба!



О-о-о, Обезьяна!



О-о-о, Паук!



О-о-о, Кондор!



О-о-о, Космонавт!


Всем известная чертовски красивая графика, настолько современная, что любой дизайнер обзавидуется. А хвост обезьяны стал логотипом Перу:


 
Фигуры прокопаны канавками в песке, примерно полметра глубины на метр ширины, и тянутся на десятки и сотни метров. По подсчетам, если все «рисовать» за год, копать должны были сто тысяч человек. Но там, в пустыне Наска, — как на Луне, нет дождей и ветра. След на поверхности остается навсегда. И нет ни единого следа «копателей». Там горные хребты с идеально срезанным на километры гребнем, но нет отвалов. Там километровые трапеции, которые не описать иначе, как взлетные полосы. Даже с современной геодезической техникой трудно протащить стометровые параллельные линии, которые видны только с самолета. Загадка на загадке. А если нет рациональных объяснений, как обойтись без инопланетян?

   
Спустившись с небес и гор, отправились на курорт Паракас к океану. Трасса Панамерикана идет двадцать пять тысяч километров от Аляски до Огненной Земли. Слева Кордильеры, точнее — Анды, справа берег Тихого океана.




Не удержался, провел в автобусе опрос, на какой высоте над уровнем моря мы сейчас находимся. Ответы разнились — от пятисот до двух тысяч восьмисот метров.
 



Из Паракаса минут сорок на катере, распугивая стаи пеликанов, мимо гор, красных от медной руды, мимо загадочного Канделябра метров двухсот в высоту, неизвестно кем и когда нарисованного на склоне, но указывающего на Наску, — и изумительной красоты острова Бальестас — скалы, покрытые птицами, пингвинами, лежбищами морских львов, над головой — изящные черные чайки-кормораны с ласточкиными хвостами, просто «Клуб кинопутешественников», местный Галапагос (кстати, до Галапагоса тут рукой подать, два часа лету, хотели смотаться, но не успели).


Бальестас.





Это просто «Клуб кинопутешественников» какой-то.



И загадочный Канделябр.


Раз в пять лет сюда приходят люди и собирают гуано, птичий помет, до пяти тысяч тонн, — лучшее удобрение, доллар за килограмм.


 

Очень удивила перуанская кухня. Мне всегда казалось, что мясо трудно испортить. Перуанцы показали, что легко. Зато всякой рыбы, морепродуктов наелись от души. Вкуснейший севиш (cebiche) — свежая рыба под лимонным соусом.




Роскошная парихуэла — похлебка из морепродуктов, достойный конкурент марсельского буйабеса.



Менеджер рассказал, что parihuela означает «шпала». После сильнейшего землетрясения где-то в восемнадцатом веке есть было нечего, на огромные сковороды бросали все подряд, а на дрова пустили шпалы. Осторожное замечание, что железные дороги даже в Европе появились только в девятнадцатом веке, гордый потомок инков, поморщившись, пропустил: здесь же InkaTerra, земля инков, своя история!
 
Ловили и сами с катера.



 
Национальный деликатес — морская свинка, по-местному куй (Cui).





Конечно, отведали. Прожаренные до хруста ломтики могли быть чем угодно, так что оставалось довериться меню. Вареную кукурузу, пшенку, можно купить прямо на улице, только белую, сочную, зерна — с виноградины.



 
Пьют здесь Pisco, нечто вроде лимончелло. Можно подробно объяснять официанту, что простужены, хотелось бы горячего чая с гренадином и фруктами. Он внимательно выслушает, кивая, благо по-английски там никто не понимает, и подтвердит заказ: «Писко сауэр»?




 
Cловом, если вас гонит the wind of wanderlust, жажда приключений, чтоб под вами шумела Урубамба, вокруг шныряли колибри, а на голову сыпались авокадо, если не жалко потратить на себя тысячи четыре евро, — не пожалеете. Кажется, еще одну группу Juniversal собирает в Перу в сентябре.


Над грозной стремниной Урубамбы.



Лос пеликанос.




Мой тихий домик на Тихом океане. Последний приют в Перу.


Примечание. При съемке этого репортажа ни одно животное не пострадало, кроме автора, который у Титикаки споткнулся, растянул правое боевое плечо и дальше мог поднять только iPhone. Зато с него так удобно отправлять репортажи на ФБ.


А в ноябре или декабре — в Аргентину. На главный в мире водопад Игуасу, ту самую паганелевскую Патагонию и лучшие в мире стейки из говядины индейцев гаучо. Кто с нами?