Вечером занимался с внучкой геометрией, на следующий день должны были перейти к тригонометрии.

Учитывая, что сейчас многие вещи в классе и не объясняют, а заставляют просто запоминать формулы, я решил показать, как получить несколько основных тригонометрических формул, из которых можно вывести большинство других, используемых в средней школе. Две из числа таких фундаментальных формул — это синус суммы двух углов и сумма синусов двух углов.

Вывод первой я быстро вспомнил и провел его с помощью графических построений, а с выводом второй провозился до двух ночи — и только тогда понял, что графическими построениями здесь не обойтись и необходимо использовать алгебраические преобразования.

После этого можно было бы лечь спать, но мозг не хотел съезжать с тригонометрии, и я решил взять книжку, чтобы отвлечься от математики. Подвернулась «Ферма животных» Джорджа Оруэлла.

Знал свое отношение к этой книге, но все же еще раз ее пролистал. Раздражение быстро отключило мозг от тригонометрии, и со словами «нашелся мне анти-Александр Грин», я лег спать.


Начало страшного сна

Заснул не сразу. И вот из-за этого Оруэлла снится мне сон, что я нахожусь в стране, где живут только собаки и кошки.

Собак несколько больше, чем кошек. Все четвероногие куда-то спешат, что-то делают, строят какие-то будки, тянут кабели, в магазины заносят ящики с продуктами, а из магазинов выходят и кошки, и собаки — с сетками и кульками, наполненными провизией.

Причем и собаки, и кошки работают дружно. Где не под силу кошке яму копать, гребет собака, протянуть провод на столб или дерево лезет кошка. Никаких драк или неприязни и близко не видно.

Собаки тащили из лесов зайцев, кабанчиков, кошки отлавливали мышей и крыс, не брезговали и птицами, особенно птенчиками, для чего лазили за ними на деревья.

На отдыхе можно было видеть и такие картинки, когда кошка и собака спали вместе:







А из приведенных ниже картинок, соответствующих видениям моего сна, создавалось впечатление, что были и более тесные, интимные отношения между этими двумя населяющими страну животными. Но в силу сегодняшнего победного, даже наяву, шествия по миру ЛГБТ, для меня такие картинки не показались чем-то невероятным.

Ведь обычно, когда во сне видишь явную несуразицу, типа своего падения в пропасть или выигрыша миллиона долларов, такое видение заставляет человека проснуться — если не от испуга, то от сразу возникших проблем («а что я буду делать с этим миллионом?»).

К сожалению, вероятно, разъевшая мою антидемократическую душу, лезущая из всех щелей толерантность даже при подобных неестественных картинках не прервала моего сна, и я продолжил наблюдать за развитием событий в этом собачье-кошачьем царстве.

 





В общем, жили, как мне казалось, по сегодняшним мировым стандартам всеобщей, ничем не прикрытой и во всем дозволенной толерантности.

Управлял всей этой собачьей и кошачьей жизнью их парламент, который сокращенно назывался Верховный Собкош («собака-кошка»).


Конец благоденствию

Но вот однажды что-то случилось в этом мире — в магазинах появились очереди. Сначала смешанные, из кошек и собак, затем собаки начали тявкать на кошек, а те, естественно, норовили царапнуть обидчика.

Появились какие-то незнакомые псы и громким лаем призывали: если выбросим кошек, всем будет хорошо, и продуктов будет больше, и жилья будет вдосталь.

Кошки, понимая, что их даже в весовом отношении к общему весу народонаселения все-таки меньше, притихли. А их вчерашние друзья внимательно слушали увещевания, что если повыбрасываем кошек, то будет так же, как у дальних соседей, всего вдосталь, и даже кока-кола.

Вскоре выяснилось, что хотя кошек по продовольствию урезали до предела, еды все равно не стало хватать, потому что и кошки, и собаки перестали дружно работать — всё пошло вразнобой. Но горлопаны, которые обещали кока-колу, уже пролезли в начальники и заполонили почти весь Собкош.

Повыбрасывав оттуда кошек, Верховный Собкош стали называть Верховный Собчак. Потом выяснилось, что это изменение в названии высшего органа было очень удачным, потому как последующие десятилетия его члены в основном собачились между собой при дележе выгодных мест для изымания для себя средств из общего корыта — которое, по аналогии с общаком, стали называть собчаком.

И то, чего не было у рядового собачья, у депутатов было с избытком. Поэтому гавкатня в Верховном Собчаке стояла страшная. Тут же возникли кланы, которые быстро преобразовались в партии.


Партии

Одна в народе называлась Партия мордоворотов, официально — Партия непогрешимых, все ее члены были мощными, крупными псами, которые, сколько помнила собачья память, всегда стояли у руля власти. Конечно, в плане бодибилдинга партия выглядела неплохо, но с точки зрения интеллекта была не очень — впрочем, как и в людском обществе, когда тренировка и развитие мозга заменяется наращиванием мускулатуры.

Вторую партию в народе окрестили Партией обрезанных, официально — купированных. Причем, из наблюдений соплеменников, у купированных очень часто при этой операции был затронут и мозг.

Третья партия называлась Партией дворовых свобод, в народе — Подворотная партия. Хоть им ничего не отрезали, но амбре от них в собачнике стояло невообразимое. Их любимые занятия — песни, пляски и собачьи свадьбы.

Четвертая партия — «Наши собаки превыше всего». Поговаривали, что члены партии состояли на психиатрическом учете, а поскольку ожидать от них можно было чего угодно, но только не умных поступков, то в народе о них с жалостью говорили: «Да-да... Но всё же они тоже — наши...»

Пятая партия была самой изысканной, но состояла в основном из мелюзги. Правда, называлась она Партией привилегированных. В собачьей среде эта партия слыла Партией сумчатых — в память о тех временах, когда хозяйки эту мелочевку таскали только в сумках. Как и всякая мелочь пузатая и безволосая, её представители, чтобы их заметили, выскакивали раньше всех из-за спин соплеменников, начинали гавкать... извините — тявкать, по делу и без дела. Эта демонстрация должна была выразить их бесстрашие и агрессивность по отношению к собачьим врагам. Хотя такого смельчака, завидевшего хотя бы ощетинившуюся кошку, уже трудно было найти в гуще собачьей своры.

Были и другие собачьи партии, например, выражавшие свою любовь к, от или через некоторые внутренние органы. Когда такие партии не успевали в очередной раз сменить орган в наименовании, их просто не подпускали к Собчаку за такую непростительную оплошность.

И все эти партии то появлялись, то исчезали — удивляло только одно. У кормушки Верховного Собчака почти всегда оказывались одни и те же представители собачьего племени.

На первых порах туда же пролезла и наполовину кошачья партия — под девизом «Мы с вами, ребята», в народе в дальнейшем получившая название Партия не помнящих родства. Несмотря на их безнравственную толерантность, до Верховного Собчака их ни разу не допустили.


Работа Верховного Собчака и общество

Про обещание, что разогнав кошек, будем жить так, как вся цивилизованная часть мира, и даже с кока-колой, — быстро забыли. Еды становилось все меньше, потому что в общую кормушку перестали поступать труды кошачьей части общества. Но самое главное — кошки никуда исчезать не захотели и болтались под ногами, не позволяя установиться монособачьей благодати.

Первыми всполошились в Верховном Собчаке. Чтобы избавиться от кошек, решено было лишить их пропитания. Для этого:
 

1. Запретили кошкам работать даже на самых непрестижных работах, на которых собаки давно работать не хотели. Разрешалось работать только тем кошкам, которые умели лаять.

2. Спилили все деревья, где кошки воровали птенцов.

3. Законопатили все дыры, откуда могли вылезать крысы и мыши, неосторожно пополняя собой кошачью кормовую корзину.
 

Но хотя деревья спилили, а дыры законопатили, кошачья снедь проделала новые дыры и продолжила обеспечивать кошкам полуголодное, но все же существование.

Последний шаг Верховного Собчака — где только можно рассыпали крысиный яд. Число кошек уменьшилось, но появлялись новые кошары — их дети.


В силу запрета кошкам работать даже уборщиками без умения гавкать, повсюду развелась грязь, могли возникнуть инфекции. Появились плакаты, приглашающие кошек на обучение гавканью с дальнейшим повышением их статуса в обществе до уровня, когда им можно будет доверить должность дворника.

Конечно, нашлись кошки, которые стали обходить драконовские законы. При приеме на работу они прикидывались глухонемыми, и поскольку работодателю было все равно до их умения гавкать, этих  кошачьих прохиндеев брали. Но на всякий случай в начале смены заклеивали им скотчем пасть — и никаких кошачьих «мяу» в городе больше никто не слышал.

Настоятельные попытки превратить котов в собак и научить их лаять ни к чему не привели. Натурализоваться удалось, опять же, только ушлым проходимцам на базе глухоты и немоты по здоровью. Даже принятое решение забирать вновь родившихся котят и воспитывать их вместе с собачатами, хоть и привело к возникновению взаимных симпатий между мелюзгой (что было, конечно, недопустимо), не заставило загавкать этих тварей.

Чтобы не допустить помощи сородичам со стороны смежной территории, где кошек было видимо-невидимо, всю границу огородили забором — естественно, за счет урезания собачьего кормового рациона. А из-за другой границы пригласили свору служебных псов, которым разрешили делать здесь все, что им захочется.

И все эти натужные действия Верховного Собчака не спасали от постоянного ухудшения жизни — в том числе и собачьей части общества, которое начало потихоньку роптать.


Тогда Верховный Собчак принял единственное возможное в этом положении решение. Везде, где только можно было, вывесили баннеры и плакаты, разъясняющие, что самое главное для настоящей собаки — ее собачья гордость, а не какая-то там кока-кола. И что если даже нечего есть, то ваши собачьи честь, совесть и достоинство должны вам подсказать, кто в этом виноват.

На каждом баннере и плакате с этой целью был изображен виновник собачьих недоеданий в виде зажравшегося толстого кота, лежащего за тем самым забором с сопредельной территорией. Жирное его пузо лоснилось под лучами солнышка, а из-под головы у него виднелся кинжал. Победим этого врага — и будем все сыты, гласили плакаты. И ни слова не говорилось, что свора приглашенных охранных псов только ухудшила материальное положение местных собак, а для того жирного и его собратьев за забором все они были на ползуба.

Плакаты и баннеры не сильно подействовали на снижение собачьих аппетитов и на желание проявлять честь и достоинство на голодный желудок. И однажды собачья свора направилась в кошачью резервацию. Голод не располагает к долгим размышлениям, особенно когда в ногах путается агрессивная собачья мелюзга, а впереди шествует пациент партии «Наши собаки превыше всего».

Прижав кошачье сообщество к стенке, одна из «сумчатых» псин слишком близко начала демонстрировать свою смелость, имея за спиной поддержантов всех возможных и невозможных собачьих партий.

Наконец один из котов, который не мог дальше пятиться, царапанул «сумчатую» — да так сильно, что раздался высокочастотный душераздирающий визг — и вся огромная собачья свора бросилась врассыпную от одного этого страшного вопля. Зачинщица  происшествия, обгоняя собственный визг, скрылась из вида раньше всех.

И в этот момент моя душа заскорузлого любителя собак не выдержала жалости к обиженной собачке, и я проснулся.


Разорванный сон

Осознав, что этот яркий сон был только сном, я несколько успокоился. И подумал — лучше бы я вместо Оруэлла взял химию за десятый класс. Сейчас в школе в десятом начинают изучать органическую химию, которой в моем десятом классе в 1953—54 годах еще не было. А интерес у меня она вызывает неподдельный.

Но что уж сделано, то сделано.

Успокоившись, снова лег спать, и спустя какое-то время сон возобновился — но, как я понял, главное действие уже прошло. Передо мной возникли картины новой беззаботной и дружной жизни двух общин — собачьей и кошачьей, как на тех картинках, которые я приводил в начале текста. Только теперь было очевидно, что собачье, да и кошачье сообщество значительно сократилось.

Как это произошло и благодаря чему раздор между населявшими страну животными был прекращен, каким образом были восстановлены добрые отношения между «извечными врагами» — для меня остается загадкой.

Возможно, члены клуба, обладающие большей, чем у меня, фантазией подскажут мне, как такое могло произойти.

Для активизации вашей фантазии почитайте на ночь Оруэлла...