ГЛАВА ПЕРВАЯ. Памятник рижанам, исполненный в металле

Поводом для развертывания поисков стал памятник рижанам (фото вверху). Эта скульптурная группа установлена недавно. Группа изображает персонажей романа Августа Деглава «Рига» и самого автора среди них. Фигуры изготовлены из листов анодированного металла, перфорированных строками из романа. В романе Деглав описал быт, традиции и проблемы рижан конца ХIX века, показал, как латыши занимали свое место в господствовавшей тогда немецкой городской среде.

Вот и сам Деглав. Говорит с дамой о литературном творчестве, наверное...



А может о чем-то более приземленном. Памятник установлен в сквере на углу улицы Пернавас и улицы Деглава, названной так в 1937 году в честь писателя, снимавшего квартиру в доме 24 как раз в период работы над романом... Поэтому, может он даму с памятника к себе в гости красиво зазывает.



Сергей Гродников, специалист по связям с общественностью "Риетуму банка", давшего деньги на этот памятник, сказал на открытии, что «автору памятника скульптору Гирту Бурвису удалось создать очень рижский памятник, соразмерный и городу, и людям, живущим в нем». Слово «соразмерный» мне понравилось...



Небольшое литературоведческое отступление. Роман «Рига» («Rīga») состоит из двух частей. Первая часть «Патриоты» («Patrioti»), вторая часть «Лучшие семьи» («Labākās familijas»). Должна была быть и третья, но Деглав ее не написал. Да и вторую не окончил... Роман сейчас даже из латышей мало кто читает. А на русский «Рига» переведена не была. Перевели бы – я бы обязательно прочел, ибо уже созрел... :)

А может все же была переведена? Звоню уточнить в Институт литературы АН ЛР.
А там от моего вопроса доценты с кандидатами почему-то впадают в ступор. И отсылают в отдел теории литературы. И там тоже впадают и дают телефон отдела истории литературы. Историки литературы просят мой телефон, обещая узнать и перезвонить...

Перезвонили таки и дали домашний (?) телефон профессора Вавере. И вот она-то, добрейшая душа, официально заявила, что роман на русский не переводился. Жаль...



ГЛАВА ВТОРАЯ. Смиренное кладбище у дороги (железной)

От памятника я пошел по Пернавас в сторону железной дороги с целью пересечь ее и пройтись тем районом Риги, который в свое время ж/д отрезала от центра города.

После чего в этом тупиковом районе сложился вдоль рельс своеобразный жизненный уклад: одновременно это как бы и центр города, и городская окраина.

Когда я читал сагу о рижских старобрядцах «Жили-были старик со старухой», мне представилось, что старики Ивановы жили именно в этом месте. Повествование начинается в начале двадцатого века, а заканчивается в середине пятидесятых годов, в которые я уже тоже жил, но на Красной Двине, где многое со времен моего детства еще сохранилось – я там недавно ходил, проверил... А поскольку в тупиковом районе, куда я теперь шел, многое сохранилось не только с 50-х годов, но даже с позапрошлого века, то вполне мог сохраниться и дом стариков Ивановых, так тщательно описанный Еленой Катишонок в ее романе.

Его-то я и пошел искать в надежде найти... Над чем сама Елена только посмеялась бы – она наверняка тот дом придумала. Но это мое предположение цели моего похода не изменило.

Железные дороги в Риге – наша транспортная беда. Железнодорожные рельсы, проложенные через весь небольшой в общем-то город и пересекающие его во всех направлениях, создают массу неудобств городскому и автомобильному транспорту. На карте я эти рельсовые пути выделил красным.



Стоящий в центре города вокзал (давно уже превращенный в супермаркет) к вечеру собирает народ в одну большую стаю, которая рассаживается в электрички и уезжает из города во все пределы — спать... Утром картина повторяется в обратном направлении.

Днем же по рельсам бегают пустые вагоны, или просто стоят на них, да на переездах томятся автомашины.



Но людей возить за пределы города можно было бы, разделив вокзал на четыре части и вынеся эти части ближе к рижским окраинам.

На следующей карте:
1 – вокзальчик и направление на Юрмалу и Вентспилс,
2 – на Таллин и Петербург,
3 – на Даугавпилс и Москву,
4 – на Елгаву и Вильнюс.

Портовые ветки (П) могут уводить морские грузы на таллинское направление, а с него – на окружную железную дорогу.....



После этого все шпалы и рельсы из центра города – убрать нафиг! Эстакаду – срыть! Освободившиеся площади отдать под застройку и под автодороги. И тогда все городские придорожные «зады» и «задворки» бесстыже обнажатся, потом неизбежно очистятся и исчезнут. И будет рижанам счастье!

Так думал уж немолодой повеса, бредя в пыли по Пернавской и взбираясь на пешеходный переход, перекинутый через двухсотметровое пространство, заполненное шпалами, рельсами и томящимися на них вагонами...



Потом, рискуя жизнью, двинулся за каким-то бомжиком вдоль рельсов на поиски дома Ивановых... С рельсовых путей свернули в чуть приметную в дырку в заборе...



Так первым на пути к цели оказалось старинное Ивановское кладбище, тоже описанное в романе, с замшелыми крестами, на которых выбито 1889, 1893, 1900 – и это не даты рождений, а даты смертей... И имена выбиты такие: Евлампий, Фрол, Матрена, Лука, Лукерья... Это староверы.



А уж как много тут рижских Ивановых! И ведь среди них кто-то – из романа Елены Катишонок... Есть тут надгробия монументальные, есть простенькие, но добротно огороженные на российский манер и выкрашенные немыслимыми красками...



Увидел захоронение со следами только что вынутого и унесенного камня. Дай бог, чтобы унесли на реставрацию... По кладбищу ходят, шатаясь, изнуренные люди, сильно испитые и нечистые, чего-то носят туда-сюда, или уносят.



Парочка – оба в возрасте более чем за 60 – сидела на лавочке у могилки, разложив сбоку на газетке закуску и расставив водку. Думал, кого-то поминают. А они выпили и давай страстно целоваться... Перекрестившись, свернул в сторону... Как вошел я на смиренную территорию через дыру в заборе, так и вышел – тоже через дыру.





ГЛАВА ТРЕТЬЯ. Пойдусь по Даугавпилсской я, сверну на Екабпилсскую...

Выйдя из дыры, попал на Даугавпилсскую улицу, упирающуюся в пресловутую ж/д эстакаду. Эстакаду насыпали в конце позапрошлого века для того, чтобы поезда, едучи по ней, постепенно подымались на уровень моста через Даугаву – вот и вся в ней хитрость.

Так эстакада, отгородив часть города от центра, стала незыблемо возвышаться над ним, и мы уже думаем, что так было всегда...

Сворачиваю на Екабпилсскую улицу. О, здесь все до сих пор точно также, как при стариках Ивановых. И также, как на моей родненькой Саркандаугаве. Поэтому я становлюсь внимательнее, всматриваясь в старинные домишки...








Всматриваясь, жду, что меня что-то «торкнет». Нет, не «торкает»... Еще одна улица, которая упирается в насыпь эстакады. Окраина...



Украшают район два парка с хорошими названиями – парк Мира и парк Тишины. В них в погожие дни много нищих, пьяных, изможденных жизнью людей... И тут же детки с молоденькими мамашами. Но одни другим не мешают.






ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. «Громкий звук тишины в круглом квадрате»

В парки красиво встроены два храма – православный и католический. Оба фасадами выходят на Католическую улицу. Поэтому главенствует на улице католический собор Св. Франциска. И духовная семинария при нем.





Со всех сторон комплекс францисканцев окружен длинным непроницаемым забором. Поверх его непроницаемости приведено некое мистическое изречение на русском...



Рядом православная церковь Во имя Всех Святых. При ней тоже семинария.
Но забор не сплошной.






Иду дальше, ищу домик Ивановых, жду, что «торкнет». Дома есть, но не похожие... А вот улица Краславас. Но и на ней искомого дома нет – не «торкает».








Улица, в конце которой стоит странный алюминевый дом, снова упирается в насыпь... Окраина...



Ноги гудят – три часа уже как хожу... Кот форштатдский присоседился и под ногами крутится...



И вдруг вижу совершенно заброшенный пустырь. И это в центре города, лишь за насыпью.



Пустырь манит, втягивает в себя какой-то мистической силой. Точно как моя Саркандаугава!



Иду дальше, иду, и вдруг – «торк»!



В густых кустах сирени стоял состарившийся дом Ивановых. У меня ни грана сомнений не было, что это именно он. Ибо мое книжное восприятие дома и вид этих умирающих стен абсолютно совпали.





Я тихонько толкнул ветхую калитку – и вышел со двора... прямо на улицу Католю, на другой стороне которой, утопая в облаках, высился шпиль собора францисканцев.

В голове моей ангелы громко и торжественно затрубили в свои серебряные трубы!



Оказывается, я прошел мимо дома Ивановых, потому что шел, задирав голову вверх и увлеченно фотографируя красивые ворота собора. А потом все ходил и ходил, балда, по близлежащим улицам квартала, ходя в общем-то по кругу... «Громкий звук тишины в круглом квадрате» – вспомнилось мне...

Я не один раз обошел дом Ивановых вокруг. Долго рассматривал фасад с улицы...





И я вам со всей ответственностью скажу, как очевидец, побывавший на месте действия саги: другого дома, более подходящего для роли дома Ивановых, который описан в романе Елены Катишонок, в этом районе вы не найдете. Другие дома тут не «торкают». :)



ГЛАВА ПЯТАЯ (И ПОСЛЕДНЯЯ). Про раскаленный Израиль и холодное пиво

Потом я плелся вдоль насыпи, пока не дошел до того места, где под нее уходит улица имени Лачплесиса. Здесь стоит странный и дорогой для меня дом, построенный в 1920 году.



Странность дома в том, что он в вышину больше, чем в длину или ширину. А дорог он мне тем, что там мы по молодости лихо оттягивались в просторной квартире отъехавших на дачу хозяев, а меня при этом еще и пытались сосватать жившей в той квартире девушке Ане. Но Аня мне совсем не глянулась, и я свахе Ляле не дался. Я был влюблен в другую, очень красивую девушку – Анету Хлавину. Которую у меня отбил, тут же на ней женившись, Юра Глаголев – знаменитый фотограф из газеты «Советская молодежь» – и увез туда, куда ехали тогда все приличные люди – в раскаленную страну Израиль. Там они потом развелись. Там и доживают теперь. Зачем отбивал, зачем уезжали – сейчас это всем нам троим малопонятно.

Как непонятен мне отъезд из любимого города Лены Катишонок, Додика Гамбурга, Миши Задорнова, Ильи Баскина, Леши Зотова, Валеры Лаврова, Саши Аганова, Жени Лозицкого, Саши Беленького, Юры Дмитриева, Риммы, Марика, Фимы, Севы, Кости, Ларисы... и еще двух десятков умных и талантливых рижан, друзей моей юности...

Вернее, мозгу моему это понятно, сердцу – нет. Остались я и вон – дом на Лачплеша...

И даже почерневший от всего пережитого домишко Ивановых все еще стоит на пустыре, при том что самой Лены, тот домишко придумавшей, в Риге уже нет...

Мне даже представить трудно, какой была бы она, моя Рига, если бы так легко не прощалась со своими далеко не худшими сынами и дочерьми.

Я спросил у мужика, возникшего за запертой ажурной калиткой, что в доме теперь? Он гордо ответил: офисные помещения. Значит, и моя потенциальная невеста Аня тоже уехала, и скорее всего туда же, вослед за всеми приличными людьми...

Дойдя до нашего городского автовокзала, что распростерся на улице Абренес, залез на насыпь и сфоткал пейзаж с высоты – автобусы, здание суда, высотку Академии наук...



Фотик взвыл. Я спустился. Надо мной, а так же над Ригой прогромыхали вагоны с надписями, исполненными кириллицей.



Моя русская душа этими буквами, конечно же, тихо гордилась, но моя задранная кверху голова не могла понять: что, откуда, куда и какого хрена возят эти громыхающие и не очень чистые вагоны, едучи по насыпи над нашими головами да через исторический центр города? И вообще, что у нас за привычка все и вся во имя чего-то разделять, а потом удивляться, почему по обе разделенные стороны жизнь хреновая?

Но таки сфоткал вагоны над головой — на память: а вдруг насыпь решат-таки убрать!.. Фотик взвыл и запищал.

Дойдя до первого же трактира, в награду за умственное и физическое перенапряжение поставил сам себе славное латышское пивко! Фотик взвыл, запищал и отрубился! :)





ПОСТКРИПТУМ

Моя самая искренняя и теплая благодарность русской американской писательнице Елене Катишонок за чудесную сагу о моих земляках, о рижских староверах Ивановых и их большом семействе со многочисленным потомством, многие из которых живут где-то рядом и ходят со мною по одним улицам. Спасибо!



Вот бы кто еще и книгу «Рига» на русский перевел... :)