Четверть века тому назад, когда еще не была отменена статья шестая Конституции о руководящей роли КПСС, я проявлял свою общественную активность в рамках Центра демократической инициативы — первой немарксистской, но вполне «шовинистической» русской политической организации Латвии.
 
Как и сейчас, мы пытались тогда достучаться до Москвы, разъясняя, что Народный фронт Латвии — вовсе не такой белый и пушистый, каким он видится с расстояния в тысячу километров.
 
Поэтому мы были рады появлению в нашем офисе визитеров из столицы, прибывших специально для изучения проблем русского населения Латвии. Место их работы — Институт этнографии имени Миклухо-Маклая — меня сильно шокировало. Я понял, что из ранга полноправных граждан СССР мы рискуем перейти в номинацию папуасов, некогда плодотворно изучаемых основателем российской этнографии.
 
После того как указанное превращение произошло, я старался придерживаться принципа: дело изучения папуасов — дело рук самих папуасов. Первая моя монография на эту тему вышла ровно 10 лет тому назад. Последняя же была предана широкой огласке совсем недавно — в день негражданина 15 октября.
 
Наличие в последней монографии 488 ссылок показывает, что «чукча не только писатель, но также и читатель». Я действительно стараюсь не пропускать и те работы о нас, которые пишут люди, к папуасам не принадлежащие.
 
В конце сентября появилась последняя из них, выполненная тремя исследовательницами Балтийского института социальных наук —  анализ процесса интеграции латвийских неграждан. 80-страничный труд изготовлен по правительственному заказу с привлечением финансирования из Исландии, Лихтенштейна и Норвегии, и переведен также на английский язык. Это позволяет предположить, что создана в известной степени альтернатива моему исследованию, источник финансирования которого лежит гораздо восточнее.
 
На мое желание дискуссировать в таком ключе с априори ни в чем неповинными дамами сильно повлияло сообщение о презентации моей книжки на портале «Latvijas sabiedriskais medijs». Этот объединенный портал общественного (читай государственного) латвийского телевидения и радио появился в 2013 году и предназначен, разумеется, для того, чтобы давать «всем общественным группам объективную и просвещающую информацию».

Мне там посвящена льстящая сердцу видеокартинка — сцена допроса одиноким депутатом трех министров с товарищем секретаря Сейма в качестве секунданта. А на ее фоне звучит вот такой текст: презентация приурочена к 23-ей годовщине решения Верховного Совета «О восстановлении прав граждан и основных условиях натурализации». Между тем, согласно отчету БЗС, действия ЛКПЧ направлены на создание дезинформирующей докОзательной базы для утверждений о том, что в Латвии ущемляются права этнических меньшинств.
 
Поэтому ниже анализируется, что можно, а что нельзя сказать ученому, выполняющему исследование за государственный счет. В качестве базиса для анализа взята моя последняя опубликованная работа, русская версия которой с марта 2013 года доступна как в библиотеках, так и в интернете. Заодно появляется повод еще раз изложить и собственные выводы, настолько невыгодные для правительства, что оно готово привлечь в качестве посредника в споре правоохранительные органы.
 

Что именно исследовалось?
 
В исследовании главным образом, представлено мнение самих неграждан о том, почему они по-прежнему остаются в этом статусе, а не пользуются «широко доступными» возможностями получить гражданство Латвии. Кроме анализа результатов ранее проведенных (1997-2013 гг.) другими исследователями опросов авторы и сами провели в Елгаве, Лиепае. Даугавпилсе и Риге углубленные интервью с 40 негражданами, устроив в этих городах также публичные дискуссии.
 
Ваш покорный слуга мнением неграждан как раз не интересуется, предпочитая исследовать объективные трудности на пути обретения гражданства. Например, большинство упомянутых, а также некоторых и не упомянутых в исследовании опросов использовано и нами. При этом из опросов взяты не ответы неграждан на абстрактные вопросы о связи с Латвией, патриотизме, исторических событиях и.т.д., а такой объективный фактор, как уровень знания претендентами на гражданство латышского языка.
 
Несомненным плюсом работы является привлечение статистических данных, позволивших сконструировать «портрет» негражданина. Не скрываются и фактические данные о темпах натурализации, позволяющие сделать так и не сделанный авторами вывод о том, что этот процесс на данный момент можно считать прекратившимся. Ценным признанием авторов является тщательно замалчиваемый правительством факт, что вовсе не натурализация, а смертность и эмиграция являются основными факторами сокращения безгражданства. Авторами также сделана смелая, но не слишком удачная попытка предсказания численности неграждан на 20- летний период.
 
К недостаткам работы можно отнести излишне оптимистичные выводы о высоком статусе негражданина и о прогрессирующем упрощении процесса натурализации. Почти отсутствуют и международные сравнения, за исключением привлечения статистических данных по соседней Эстонии.

 
О статусе негражданина
 
Вот как авторы без всяких ссылок на источники оценивают статус негражданина: «В целом статус и права неграждан существенно шире, чем права граждан третьих стран с постоянным и срочным видом на жительство. Главные ограничения, которые предусматриваются статусом негражданина. относятся к возможности работать в отдельных профессиях, связанных с государственной безопасностью и управлением, а также участием в выборах в Сейм и самоуправления. Одновременно в области социальных прав различия среди граждан и неграждан минимальны, и негражданам дана возможность приобрести гражданство Латвии в порядке натурализации».
 
Авторы начисто игнорируют периодически возобновляемый нами, общедоступный и неоднократно проверенный государственными институциями список различий в правах граждан и неграждан. Оперируя последним, нельзя не заметить, что из числа ограничений прав, близких к избирательным, авторами несправедливо игнорируются запреты на участие в выборах Европарламента, в референдумах, и даже в подаче коллективных петиций в Сейм, а также учреждать политические партии. Неграждане. в отличие от иностранцев, имеют права быть членами партий, но в случае, если они имеют в партии численный перевес, такое подозрительное политическое образование подлежит ликвидации.
 
Непонятно, что понимают авторы под термином «третьи страны». Если это любые иностранные государства, в том числе и страны ЕС, то их вывод о преимуществе статуса негражданина над статусом иностранца неверен. Из 80 ограничений для неграждан 17 не распространяются на проживающих в Латвии граждан ЕС. Последние, в отличие от неграждан, имеют, к примеру, право участвовать, и даже выставлять свою кандидатуру на выборах Европарламента и самоуправлений, работать адвокатами, патентными уполномоченными и руководителями частных охранных служб, торговать. коллекционировать и носить оружие. Этот феномен, который я называю еврорасизмом, заметил даже предыдущий Омбудсмен, более вменяемый в отношении проблемы неграждан, чем Юрис Янсонс. Он по результатам проверочного дела, возбужденного по представленному ему нами списку различий, порекомендовал в каждом случае, когда права иностранцев расширяются до прав граждан, пересматривать соответствующие ограничения для неграждан. Разумеется, НИ РАЗУ этого сделано не было.
 
Число ограничений, «связанных с государственной безопасностью и управлением», действительно велико — 23 из 80. Некоторые из них, такие как запрет на работу пожарным, чиновником ЗАГС или муниципальным полицейским, вызывают глубокое непонимание у международных правозащитных структур. Но мне также непонятно, почему авторы называют эти ограничения «главными».
 
Имеются еще и 8 ограничений в частной сфере, включая упомянутые выше запреты работать адвокатом или патентоведом. Есть 18 ограничений и в общественной сфере — от невозможности стать Омбудсменом до запрета занимать должность епископа в католической церкви или члена ревизионной комиссии единственного, но важного самоуправления — Рижской думы. Сохранились и отдельные ограничения на частное предпринимательство (8) и право собственности на землю (4).
 
Для некоторых неграждан «главным» может оказаться вовсе не работа в госструктурах, а отсутствие предусмотренного только для граждан права на воссоединение с живущими за границей взрослыми детьми, а для других — право считаться репрессированным от нацистского режима, за исключением малолетних узников концлагерей и евреев, резервированное только для граждан.
 
Хотелось бы узнать, почему авторы считают ограничение, по сравнению с гражданами, размеров пособия по безработице и всех видов пенсий при условии, что трудовой стаж в советское время накоплен за пределами Латвийской ССР, «минимальным». По нашим оценкам от этих ограничений пострадали около 60 тысяч человек (20% всех неграждан), а нанесенный им ущерб на 2010 год превышал 140 млн. латов.
 
Ну и наконец, оценка списка различий в свете того «что негражданам дана возможность приобрести гражданство Латвии в порядке натурализации» также представляется странной. С таким же успехом можно утверждать, что нет смысла бороться за права трудящихся, ибо в нашей свободной стране каждый может стать миллионером. Да и самый известный гей Латвии г-н Ринкевич вместо того, чтобы требовать благоприятного для сексуальных меньшинств законодательства, может личным примером побудить своих собратьев вернуться к более традиционной модели половых отношений.
 

Портрет негражданина
 
Обобщая статистические данные о негражданах, авторы сделали три нехитрых вывода:
 
1) неграждане живут в больших городах (74%), преимущественно в Риге (52%);
 
2) возрастной состав неграждан существенно отличается от такового у граждан в сторону преобладания старших возрастов; этот разрыв со временем растет;
 
3) по национальному составу неграждане преимущественно представляют три некогда братских славянских народа (89,5%).
 
Все эти выводы имеются, разумеется, и в моей монографии в разделе с подозрительно совпадающим названием.
 

Что касается территориального распределения, то нами отмечен пропущенный в рецензируемой работе достаточно важный факт, что в Лиепае и Вентспилсе неграждане вместе с иностранцами составляют большинство нелатышского населения города — соответственно 55 и 53%. В Риге, Юрмале, Олайнском и Саласпилсском округах эта доля составляет 47 — 49%. В этих регионах отсутствие у избирательного права всеобщности, что на местных выборах, что на референдумах (рассматривающийся в Сейме законопроект о местных референдумах не предусматривает участия в них неграждан), видно особенно отчетливо.
 
Прошел мимо сознания авторов и тот факт, что различные этносы поражены массовым безгражданством не в равной степени: если среди русских неграждан «лишь» 33%, то среди белорусов и украинцев — более половины (54% и 55%). Тем не менее, ни Белоруссия, ни Украина особой активности в части привлечения внимания к массовому безгражданству своих латвийских соотечественников не проявляют, и, в отличие от России, требуют от них визы для посещения своей территории.
 
В работе много внимания уделяется оценке степени связи неграждан с Латвией. При этом единственным инструментом оценки выбраны опросы, хотя более уместным было бы здесь привлечь именно статистические данные. К примеру, доля местных уроженцев среди всех неграждан в 2012 году составляла 41%, а среди лиц младше 50 лет — 74%. Что касается остальных, то средний ценз проживания в Латвии тех неграждан, которые в Латвии не родились, составлял на 2012 год 45 лет. Это больше общего периода независимости и вдвое больше срока существования Второй Латвийской Республики, с достойным лучшего применения упорством продолжающей считать их иммигрантами.
 
В Регистре 1993 года было зафиксировано 1137 не признанных гражданами уроженцев Латвии, родившихся в ней до 1945 года. Самый старший из них, не удостоившийся высокого звания гражданина, появился на свет в будущей Латвии в 1892 году. Но даже если считать, что первый уроженец Латвии, зарегистрированный впоследствии негражданином, появился здесь в 1945 году, то за последующие 70 лет он вполне мог обзавестись детьми, внуками и правнуками. И если его правнук был зарегистрирован при рождении в качестве негражданина, что вполне возможно по латвийским законам, то он представляет собой уже четвертое поколение ≪иммигрантов≫ из числа местных уроженцев.
 
В 1942 году в Латвию прибыли 1003, в 1943-м — 1576 лиц, зарегистрированных в 1993 году как будущие неграждане. Это был период карательных операций на территории соседних с Латвией республик (преимущественно Белоруссии) с угоном населения на территорию Латвии. Вторая Латвийская Республика, лишив их впоследствии политических прав, проявила в данном случае солидарность с организаторами и исполнителями (из числа местных коллаборационистов) нацистских репрессий.

 
Международные сравнения
 
В международных сравнениях авторы ушли в буквальном смысле этого слова недалеко, заглянув лишь в соседнюю Эстонию: «В европейском контексте в отношении решения вопроса неграждан единственная страна, в которой ситуация сравнима с Латвией — это Эстония. Хотя и в других европейских странах имеются жители, у которых нет гражданства этих стран, только в Латвии и Эстонии в начале 90-х была большая доля таких жителей. у которых не было гражданства ни одной другой страны, но был определен статус — негражданин Латвии и Эстонии (в Эстонии в 1992 году — 32%, в Латвии в 1994 году — 29%). Согласно данным статистики Эстонии сегодня в Эстонии 84% граждан, 7 % неграждан (87833 человека) и 9% граждан других государств (7% — граждане России, 93267 человек). В Латвии число граждан России сегодня 48873, или 1,8% от общего числа жителей, и с каждым годом это число прирастает».
 
Заметим, что авторы в этой цитате упоминают группы юридически существенно различных лиц — не имеющих гражданства страны проживания и не имеющих гражданства ни одной страны. Вторая, понятное дело, полностью входит в первую. Если ее выделить, то получается что в 500-миллионном ЕС и сегодня неграждане Латвии составляют 70%, а неграждане Эстонии — еще 22% всех лиц без гражданства, т.е. наши внутренние проблемы являются головной болью всего ЕС.
 
По данным Евростата неграждане Латвии и Эстонии, утратившие политические права в 1991 году, составили 96% и 88% от всех принятых в гражданство в этих странах в 2011 году, т.е. через 20 лет после совершенного над ними коллективного надругательства.
 
Если же вернуться к первой категории лиц, то можно сравнить темпы натурализации в разных странах ЕС. Латвия и Эстония в 2011 году приняли в гражданство по 12 человек на 10000 жителей, при среднем по ЕС показателе в 16. Если считать от числа резидентов, не имеющих гражданства страны проживания, то для Латвии это 6 на 1000, третье место с конца после Чехии и Словакии, и вчетверо меньше, чем в среднем по ЕС. В Швеции, к примеру, этот показатель натурализации, применяемый не к доморощенным, а к настоящим иностранцам, вдесятеро (!) выше, чем в Латвии.
 
В моей книге сравнение латвийского и эстонского безгражданства дано гораздо подробнее, а специально для ИМХОклуба представлен даже сравнительный график темпов натурализации в обеих странах, заставляющий без всяких опросов пересмотреть господствующую точку зрения о мотивах неграждан натурализоваться.
 

Темпы сокращения массового безгражданства
 
Если латвийский МИД, оперируя цифрами сокращения массового безгражданства, ограничивается лишь победными реляциями, то авторы честно и смело отмечают, что если с 1996 года число неграждан сократилось на 450 тысяч человек, то гражданство путем натурализации получили только 141 618 из них. Большее влияние на сокращение числа неграждан оказывают факторы рождаемости — смертности.
 
Авторы даже приводят сравнительную таблицу (таблица 4 на стр. 64) убывания неграждан по годам, подозрительно похожую на таблицу из моей книжки, опубликованной годом раньше. Разница в том, что я там не только данные натурализации даю, но и данные регистрации в качестве граждан: в общем порядке, детей неграждан, и лиц, окончивших латышскую школу.
 
Право регистрации в качестве граждан в случае окончания латышской школы у неграждан как раз отобрали последними изменениями к закону о гражданстве, вступившими в силу с 1 октября 2013 года. Авторы же рассматривают законодательные изменения в области натурализации, как непрерывный прогресс и утверждают, что гражданство получили 90% лиц, подавших заявку.
 
Возможно, за весь период натурализации это и так, но не мешало бы и упомянуть, что если в 1999 году доля лиц, не могущих сдать проверки с первого раза. составляла лишь 1%, то к 2012 году она почти достигла отметки в 70%! При этом еще в 2006 году, в качестве ответа на натурализационный бум, была существенно ограничена возможность повторного прохождения проверок.
 
Авторы излишне углубляются в исследование субъективных оценок претендентами возможности сдать еще не выдержанный ими экзамен, начисто игнорируя тот факт, что существует вполне объективный критерий сложности экзамена по языку — уровень В1, третий по сложности из 6 возможных. А этому критерию знания языка не удовлетворяют, по разным оценкам, от 40% до 46% представителей латвийских нацменьшинств.
 
Из всех приведенных в исследовании данных опросов по настоящему интересен только один: как вы оцениваете советское время и время независимости? Время независимости хорошо и очень хорошо оценили 19% неграждан и 39% граждан. А вот советское время — соответственно 79% и 51% !
 
Авторы взяли на себя смелость дать прогноз уменьшения числа неграждан, постулируя, что все факторы снижения массового безгражданства (натурализация, смертность, принятие иностранного гражданства, и не названная авторами эмиграция) остаются неизменными. При этом они считают, что сокращение числа неграждан описывается линейной зависимостью с убыванием в 15129 человек в год. Соответственно, если на 1 января 2015 года численность неграждан оценивается в 267369, то на 1 января 2019 года их останется 206853, а на 1 января 2030 года — 40434.
 
В действительности же численность популяции при сохранении неизменными факторов убывания описывается затухающей экспонентой с коэффициентом 15129/267369= 0,05658. Соответственно, на 2019 год следует ожидать сохранение 213 тысяч, а на 2030 год — 114 тысяч неграждан.
 

Выводы
 
Выводы у авторов исследования получились совершенно вегетарианские: сделать гражданство привлекательным, организовать языковые курсы и стимулировать общение на латышском языке, проводить диалог и разъяснительную работу и, конечно же, финансово поддерживать НГО, делающие такие же правильные выводы.
 
После того, как темпы натурализации с 2006 года упали более чем вдесятеро это равносильно тому, что при трещине в стенке котла рекомендовать полировать ручку у двери топки.
 
Мои выводы в конце соответствующей главы книги следующие.
 
По данным Регистра жителей октября 1993 года 1 171 743 жителя Латвии были или гражданами довоенной республики, или оба родителя у них были гражданами. Лиц, у которых оба родителя были негражданами, насчитывалось 821 665. Наконец, у 395 928 человек гражданином был только один из родителей. Вот их-то автоматически признали гражданами, и с Латвийской Республикой от этого ничего плохого не случилось. По данным переписи населения марта 2011 года в Латвии проживали всего лишь 295 122 негражданина.