Начало тут


Глава 19. Если достаточно долго портить машину, она сломается (закон Шмидта)

Государству в лице наших чинуш мы были не нужны, не интересны. Какие там программы, отрасли, корректировка законодательства и нормативов. Единственной живой темой в Минземледелия был дележ ежегодных 20 миллионов латов, отпускаемых на сельское хозяйство из бюджета. Сам свидетель.

Единственное, что мне удалось, это получить немного субсидий для себя и моих сателлитов. Это только потому, что Европа (мы тогда не состояли в ЕС, но уже выполняли их указы) требовала развивать нетрадиционное земледелие и отпускать на него хоть что-нибудь из бюджета.

А поскольку серьезных, мотивированных, подтвержденных расчетами и историей проектов было — на пальцы одной руки, и нам перепало — только для отчета перед «евкомом». Каких бюрократических мучений это стоило, длинно рассказывать.

Немаловажную роль в том, что «нам перепало», сыграли СМИ. Первая публикация о нас вышла в 1994 г. в журнале Wall Street Journal European:



Потом в разные годы о нас не писал только ленивый. Причем мне не нужно было заказывать рекламных статей. Пресса нас находила сама. Порой не хватало времени на все эти визиты и интервью.

Латвийские СМИ не уставали.

















Не замечать нас и не считаться с нами было по меньшей мере несерьезно. Наоборот, было что показать из нетрадиционного земледелия в прогрессирующей Латвии. Европа бы не поняла, если бы улиток, раков и калифорнийских червей государство субсидировало, а шампиньоны — нет. На нашем фоне коллеги выглядели любительски.

Единственное, за что благодарен министерству в лице его тогдашнего госсекретаря Лаймдоты Страуюмы, так это за финансовую помощь летом, если не изменяет память, 2001 года. В августе была экстремальная жара, и у меня от перегруза вышла из строя главная холодильная установка микроклимата камер выращивания. Не сработала защита по воде — и замерзли испарители. Вода пошла в компрессоры. Спецы поймут. За сутки погибли пять урожаев (в пяти камерах). Компост разогрелся до 50 градусов, а уже при 30-ти мицелий начинает отмирать. Убытки — сумасшедшие.

Когда я показал эти камеры комиссии МЗ и Лаймдоте, она прониклась нашей бедой, настояла в министерстве на выделении 15 тыс. латов из резерва министерства, чтобы мы хоть как-то продержались до следующих урожаев, которых нужно было ждать минимум два месяца. Конечно, эта сумма не решила наших проблем, но была очень кстати.

По сей день считаю Лаймдоту деловым, компетентным специалистом, умным руководителем, человеком с харизмой. Всегда с уважением и благодарностью вспоминаю ее и желаю всяческих успехов. Сегодня она — министр земледелия. Пожалуй, единственный компетентный министр в сегодняшнем правительстве.

Уход шести из восьми сателлитов, потеря пяти урожаев, необузданная конкуренция со стороны литовца, почти удвоение банковского процента по кредиту после дефолта в РФ, постоянное удорожание топлива для котельных, физический износ оборудования камер выращивания, проработавшего на тот момент 14 лет, растущие год от года налоговые поборы и аппетиты надзорных инстанций — все это не могло не отразиться на финансовом положении компании.


В довершение к сему букету выплыли новые приятности: страна готовилась вступать в ЕС. Шел 2002 год.

Был у меня один хороший знакомый в Ветеринарно-продовольственной инспекции МЗ. Так вот однажды, после его визита ко мне на завод, поведал он мне о новшествах, которые ждут нас после вступления Л в ЕС. Подробненько так рассказал о регулах, директивах, под которые мы ляжем.

Потом узнал о фреоновых ограничениях по марке применяемого хладагента (спецы в курсе), означавших для нас полную замену холодильных складских мощностей и уст-к микроклимата. Которые мы, кстати, только недавно заменили после аварии.

Обсчитал я расходы на удовлетворение светлых пожеланий цивилизованного человечества к моему скромному предприятию — и ошалел. Завод нужно было выводить на уровень МКС. Всё, кроме компостного цеха, классифицировалось как производство пищевого продукта — со всеми вытекающими последствиями. Консервный цех, цех сушки грибов, фасовочный, холодильной камеры – понятно. Но каким боком туда же причислялись и камеры выращивания, было совершенно не ясно. Растут же капуста и помидоры в открытом грунте и поливаются сырым навозом — и ничего.

Выбора не оставалось.


Пришлось сесть за проект реконструкции-реанимации шампиньонницы. Учитывая фиаско сателлитной системы, я нашел еще и конструктивные возможности ее расширения.

Короче, сумма составила по самым скромным расчетам – 500 тыс. латов. На такую реконструкцию понадобилось бы не менее полугода с полной остановкой предприятия. И это при хорошей подготовке и обеспечении проекта всем необходимым.

До часа Х оставалось не так много времени, максимум год-полтора. Точная дата вступления Латвии в ЕС была неизвестна, но процесс шел полным ходом. Нужно было спешить.

Другого выхода я тогда не видел.

«Сбросить» предприятие помимо моральных барьеров (дело жизни и место работы всей семьи, будущее детей) не позволяло его финансовое и рыночное положение.

Кредитное отягощение, развал сателлитной системы (только два хозяйства и эстонцы, новые хоз-ва всё никак не запускались), агрессивная конкуренция литовца на рынке свежих грибов. Рыночная цена бизнеса — никакая. Плюс его «экзотичность» для покупателя.

Мой банк отказал в увеличении кредита сразу.

В другие банки соваться смысла не было. Существующий залог, по их оценке, едва обеспечивал уже полученный кредит. Об оценке залога, осуществляемой компаниями-оценщиками, навязываемыми дебитору банками, можно вести отдельный разговор. Оценить бензозаправку они еще могут. Сельхозпредприятие моего плана объективно — нет. Некомпетентны. Плюс — заточены на занижение цены в интересах банка.

По моим расчетам, реальная сумма залога, рассчитанная по любым схемам, была выше минимум на 40-50%. Пригласить независимых оценщиков банки не давали. Только — признанных ими. Нанимать западных оценщиков безоговорочного уровня стоило баснословных денег. Их оценка все равно не давала гарантий получения кредит в полном, соответствующем залогу объеме.

Кроме того, банки всегда, как черт от ладана, шарахались от сельхозтематики. Тогда шла другая варка, где оборачивались крупные суммы за короткие сроки и с меньшими рисками.

Западные фонды, вроде американского BSEF, морочили голову несколько месяцев, сожрали кучу бумаг, документов и времени, а в последний момент просто отказывали без объяснения причин.

Не исключаю, что одной из причин был сугубо латышский персонал, не поощрявший русский бизнес. Были основания так думать. По всем критериям мой проект соответствовал требованиям данных фондов. Я проверял. Может быть, ошибаюсь, но другого объяснения их отказов не нахожу.

Оставалось искать частного инвестора.

Нашелся. Мой приятель, почти друг, тот самый, который купил часть бизнеса после дефолта в РФ 98 г. С тех пор как партнер он был в курсе абсолютно всех дел и ситуации в бизнесе. Все годы после дефолта он участвовал в принятии важных решений и выработке программы действий. Договорились на нужную сумму, теперь уже за контрольный пакет (51%) предприятия.

Ударили по рукам. Лучше бы, конечно, по голове мне кто-нить заехал. Беда в том, что я очень уж доверял ему как человеку (знал его на тот момент больше десяти лет) и ни капли не сомневался в его финансовых возможностях. Если бы я назвал его имя, многие читатели поняли бы причины такой моей уверенности.

Остановил по согласованию с ним производство грибов. Распустил часть работников. Первые 2 месяца — с сохранением 50% ЗП, потом — по 30% до момента запуска. Оставил только технический персонал (строителей, сварщика, слесарей и проч.). Начал демонтаж старого оборудования, снос ненужных стен и.т.д.

А денег от друга-инвестора... нет. У него неожиданно затянулась сделка по продаже недвижимости в России на 9 млн. долларов, и нужно было, с его слов, немного подождать. Каждую неделю по субботам мы парились с ним в бане на его вилле в Юрмале, и он с веником и без парил мне еще мозги под девизом «Деньги будут в следующую пятницу». После ужина показывал разные бумаги по сделке, приглашал в баню своего человека, занимающегося ею в Москве и приехавшего к нему для отчета. Тот тоже складно говорил слова о скором ее успешном завершении.


Так продолжалось... полгода.

За это время я отправил в отпуск без содержания еще часть персонала. Перевел точки на рынках на торговлю чужими овощами-фруктами. Распродал все складские запасы металла, материалов и всего, что можно было продать. Благо за почти пятнадцать лет добра накопилось немало. Демонтированное оборудование продавалось на металлолом.

Нужно было платить по кредиту, ЗП оставшимся работникам, налоги, аренду на рынках, бандюхаям и самим как-то жить.

Тогда мы продали и всё, что было у семьи ценного.

Предпоследним для меня ударом стал отказ Özelfood от закупок компоста. В их акционерке сменились хозяева, и «новая метла» решила совсем отказаться от непрофильного для них производства грибов. Цеха шампиньонницы они решили пустить на расширение основного производства майонезов-лимонадов, потому что стояли те цеха на территории лимонадного комбината.

Пришлось остановить и компостное производство, поскольку оставшиеся два сателлита не покрывали мои расходы на содержание компостного комплекса. Слишком мало они брали товара. Нужно заметить, что они не горевали, а быстренько пошли под литовца.

Заложили тогда все свое имущество и себя в придачу (страховки в пользу банка).

Те из читателей, кто подпрыгнул на месте и покрутил пальцем у виска, — сядьте и успокойтесь. Вы абсолютно правы. Но это я могу подтвердить сегодня. А тогда… Тогда я ждал и верил компаньону, удерживая на плаву остатки корабля, латая пробоины и стиснув зубы.

Контрольный выстрел прозвучал в один совсем не прекрасный день, когда мой партнер-друган после очередной бани, запивая шашлык пивом, сказал, что его российская сделка неожиданно сорвалась из-за невыполнимых требований одного американского банка, и он не может дальше участвовать в проекте.

При этом недвусмысленно намекнул, что неплохо было бы мне вернуть то, что он вложил в «Микос» в 98-м году.


Продолжение