---

Нас у дедушки с бабушкой четверо внуков. Сейчас нам от 60 до 70 лет, и мы живем в четырех разных странах: Германии, Франции, США и Латвии.
 

И вот заграничные родственники попросили меня написать о том, как наши близкие страдали от тоталитаризма. Вероятно, имелся в виду сталинский период. Возможно, шире — весь советский.

Но на самом деле им пришлось сталкиваться с дискриминацией по национальному или политическому признаку практически всю жизнь. И я не думаю, что будет правильно выделять кусок времени, когда это давление было более сильно.

Хотя разные деспотические режимы, которые им довелось пережить, смертельно ненавидели друг друга, механизмы воздействий на мыслящих людей были очень схожи. И такие люди обречены были становиться объектами преследований.

Так что я просто буду рассказывать по порядку.
 

---

Курляндия. Исторический и географический контекст

Дедушка и бабушка выросли в городе Лиепая, тогда Либава. Он относился к Курляндской губернии, во многом уникальной для тогдашней России и ее евреев.

Известно, что ашкеназские евреи в Россию не переселились, а попали за счет расширения ее земель. После нескольких разделов Польши в последней трети 18-го века частью империи стали нынешние территории значительной части Украины, Белоруссии, Литвы и Латгалии. Огромную часть населения городов в этих местностях составляли евреи, которых в России восприняли, как чуждый элемент, и подвергали разнообразной дискриминации.

В том же 18-м веке Россия присоединила и территории нынешних Эстонии и Латвии — так называемые остзейские губернии. Эти территории были еще с 13-го века колонизированы немцами, обладавшими там всей полнотой экономической и политической власти. Российское правительство было вынуждено с этими немцами считаться. Поэтому в Прибалтике были и немецкие привилегии, и вообще более свободная жизнь, чем в прочей России.

Так вот, часть Латвии, которая называется Курляндией — почти вся ее территория к западу от реки Даугава — в середине 16-го века попала под протекторат Польши. Это мало влияло на ее самостоятельность, более того, в 17-м веке Курляндское герцогство стало настолько сильным, что даже имело колонии — остров Тобаго в Карибском бассейне.

На что повлияла формальная зависимость Курляндии от Польши — так это на возможность еврейской миграции. Поэтому, когда Курляндия стала российской, после третьего раздела Польши в 1795 году, там было значительное еврейское население — почти как на прочих бывших польских территориях. В других остзейских губерниях евреев почти не было.

Дискриминация евреев в России заключалась главным образом в создании так называемой черты оседлости. Евреи не имели права селиться за ее пределами. Более того, периодически границы этой черты пересматривались, и тогда тех, кто оказывался вне ее, выселяли. Практически все евреи и жили внутри этой черты — исключение полагалось только богатым купцам, людям с высшим образованием — ничтожно малой части евреев.

А Курляндия никогда не включалась в черту оседлости. Но все делалось, чтобы не допустить массового переселения туда евреев из черты.


Либава

Наша бабушка, Гитель Гиршберг, из коренных курляндцев. Есть документ, в котором сказано, что в 1834 году в числе жителей города Гольдинген (нынешняя Кулдига) был ее дед Мозус, тогда двухлетний. Этот документ доказывал, что семья Гиршберг поселилась в Курляндии до 1835 года, когда были приняты очередные постановления, направленные против евреев, и потому имеет право жительства. Характерно, что документ был настолько важен, что она его сохраняла всю жизнь, в том числе и в Сибирь возила. И замечательно, что 1835 год имел роковое значение, как 1940 для наших неграждан.





Семья матери бабушки из другого местечка — Ауце. Родилась бабушка тоже в Кулдиге в 1884 году, но еще в ее младенчестве семья поселилась в Либаве — крупнейшем городе Курляндии.

А дед, Мендель Гильман, в Курляндию попал вопреки правительственной политике. Он родился в Полоцке, в черте оседости. Его отец был лесопромышленником и каким-то образом сумел перебраться в Либаву. Он это сделал до 1881 года, когда после убийства революционерами царя такая возможность была окончательно перекрыта.

Дед родился в 1882 году, то есть семья долго жила на два дома — окончательно они переселились в Либаву только в 1894 году. Либава была морским портом, который в конце 19-го века бурно развивался, поэтому был особенно привлекателен для лесоторговли.

Курляндские евреи отличались от прочих евреев России тем, что языком межнационального общения у них был не русский или польский, а немецкий. Постепенно немецкий вытеснял идиш и в семейном общении, бабушкины братья называли его своим первым языком. Дед рассказывал, что его тесть и теща так до конца жизни толком не научились говорить по-русски. Зато сам дед огорчался, что его немецкий неприлично плох.

Очень болезненным ограничением, которое существовало и в Курляндии, были трудности с получением образования. Существовала так называемая процентная норма — в каждом классе должно быть не более 5% евреев. При этом спрос на образование у евреев был очень высок.

Бабушка была очень способная, ей удалось поступить в гимназию и окончить ее с серебрянной медалью. А вот дед несколько раз пытался, но проваливал экзамены. Его выручило то, что были открыты так называемые коммерческие училища, которые подчинялись не консервативному министерству просвещения, а либеральному министерству финансов. Это училище он и закончил, там не было столь суровых ограничений для евреев.





Бабушкина семья была вообще уникальной. Из 8 детей — были и еще, но они умирали в младенчестве — семеро получили высшее образование, при этом старшие платили за учебу младших, родители были небогатые. А ведь на всю огромную Россию было всего восемь университетов, причем только один — женский. Косвенно это привело к тому, что больше они уже в Латвию не вернулись, здесь осталась только наша семья и брат Герман — в юности революционер, а потом предприниматель.


Марксизм и тюрьма

Юные годы дедушки и бабушки прошли как раз в то время, когда еврейская молодежь всей России переживала настоящую культурную революцию. Она стремилась выйти из узких местечковых рамок. Это выразилось в тяге к светскому образованию, которого не имели их родители. Другая сторона дела — отказ от соблюдения религиозных норм.

Трудности с получением образования приводили к тому, что заканчивали школу поздно: дед кончил училище только в 20 с лишним лет. Зато у старшеклассников и выпускников был неограниченный рынок труда: частные уроки для стремившихся к образованию соплеменников. И они могли с юности рассчитывать на собственные доходы, в отличие от поколения своих родителей, начинавших трудовой путь на побегушках в родительской лавке или мастерской.

Логичным продолжением культурной революции было принятие теорий, которые позволяли надеяться на еврейскую эмансипацию. Самой распространенной из них был марксизм. По словам деда, это увлечение было практически всеобщим, и нормальное обращение к малознакомому студенту было «товарищ». Марксизм указывал четкий путь к преодолению дискриминации по национальному признаку, от которой они страдали: в коммунистическом обществе все люди будут равны.




1905 год. Молодой революционер Марк Гильман.
 

---

Одновременно произошло еще два важнейших события в культурной самоидентификации. Они перешли в общении между собой на русский язык и полностью отвергли религию, став убежденными атеистами. Даже имена изменили. По-русски их всю жизнь называли Марком Соломоновичем и Генриеттой Соломоновной, хотя бабушкин отец был Шолом — это другое имя.

Это был впечатляющий идеологический прыжок. И сегодня, примерно через 110 -120 лет, мы, внуки, идеологически куда ближе им, чем они — своим родителям. Более того, за многие предыдущие века в еврейской жизни Восточной Европы не было более радикальных мировоззренческих изменений, чем те, на которые решилось это поколение.

В биографическом словаре «Деятели революционного движения в России» упомянуты четверо старших Гиршбергов. Я читал доклад жандармского управления Либавы, разоблачившего марксистский кружок, которым руководил Вилли Гиршберг — старший брат бабушки. Среди участников — и дед, и бабушка. Кружок действовал в 1903 году, охранка приставила к молодым людям топтунов.




15 октября 2016 года, Лиепая. Потомки Гиршбергов около дома, где семья жила в начале ХХ века. Спасибо охранке: без ее документов мы бы не нашли историческое для нас место.
 

---

2 января 1904 года Вилли был арестован в Киеве. И сам глава Департамента полиции Лопухин прислал из Петербурга телеграмму с приказом срочно брать остальных. В тексте были перечислены семь самых опасных, кого надо схватить непременно — в том числе и дед с бабушкой. Приказ был исполнен на следующую ночь с перевыполнением, и государственных преступников отправили в тюрьму в Вильно.

Очень занятно читать сообщения филеров. Кроме Вилли Гиршберга, других подозреваемых не было. Они просто выслеживали, с кем он встречается, а с кем дальше встречаются его знакомые. Имен не знали, и сами давали подозреваемым клички, чтобы не перепутать. В приказе Лопухина тоже фигурировали только клички. Дед был «Тонкий», и по мнению сыщиков, он снимал квартиру с девушкой «Осторожная». После ареста личности установили, но репрессиям подверглись не все, «Осторожная» тюрьмы миновала. Зато потеряла жениха...

Дед, конечно, мне про свой первый роман не рассказывал, он боготворил бабушку, с которой прожил больше полувека. Но само событие семейной жизни неженатых молодых людей — совершенно революционное и невозможное в традиционном быту их богобоязненных родителей. Так что «Острожная» была просто стеснительной: девушка и так ведет себя предосудительно в глазах тогдашнего ханжеского общества, а на нее еще какие-то чужие дядьки глазеют, филеров за недостатком местных кадров командировали из Питера.

Кстати, дед с бабушкой — не единственная пара из этого кружка. В 90-е годы я навестил в Нью-Йорке старушку, чьи родители тоже попали в лопухинский приказ, были арестованы в ту же ночь и тоже отправлены в Вильно.

С еще одним из этой семерки, ближайшим другом дедушки и бабушки Исааком (Юльчиком) Рабиновичем, их снова арестовали в одну ночь 37 лет спустя — 14 июня 1941 года. Даже везли в Торнякалнс, где ждали вагоны на высылку, в одном грузовике. Было время поговорить о злых шутках судьбы.

В 1905 году в России произошла первая революция. В ее преддверии было относительно либеральное время, к революционерам относились мягко. В Виленской тюрьме дед участвовал в голодовке: убежало несколько узников, и заключенных заперли по камерам, что они восприняли, как грубейшее нарушение собственных прав. Приезжал генерал-губернатор, извинялся. Камеры открыли, голодовка была прекращениа. Но тем временем дед заработал гастрит. Считался больным, в зрелые годы регулярно ездил в Виши на лечебные воды. От гастрита излечился только в сталинском концлагере в 1941 году — там просто почти не кормили.

Я думаю, что тот тюремный опыт в дальнейшей жизни он считал исключительно положительным. Сидел за правое дело, в хорошей компании. Когда мы с ним играли в шахматы, любил повторять: «Гроссмейстер Бернштейн, когда мы вместе были в Антокольской тюрьме в Вильне, в этой позиции учил меня ходить так...» Просидели более полугода и были освобождены без особых последствий — против них улик не было.

Недавно я был в Вильнюсе и разыскал Антокольскую тюрьму. Роскошное барокко конца 17-го века, это здание называется по имени первого владельца дворцом Слушков. Сегодня в нем расположена Литовская академия музыки и театра. Заботился проклятый царизм об эстетической стороне жизни заключенных! Кстати, сохранилась и другая тюрьма, где короткое время сидел дед, пока его не вызволил оттуда респектабельный старший брат. Она в Кулдиге, сейчас там почта.


Знаменитый родственник

В революционной среде у деда появились друзья-латыши. Его близким другом стал Янис Лутерс — в 1905 году он руководил либавской организацией социал-демократической партии, главной силы той революции. Это был настоящий боевик, дед рассказывал, что он отобрал у него револьвер, посмеявшись, как неловко дед с ним обращается.

---

Лутерс в 1906 году во время репрессий против потерпевших поражение революционеров сидел в полицейском управлении в самом центре Риги, ожидая весьма вероятной казни. Но товарищи напали на полицию и освободили его. Организатор нападения Екабс Дубелштейнс поплатился за это жизнью: через полтора года его схватили и расстреляли по приговору военного суда.

Спустя короткое время Лутерс организовал налет на банк в Гельсингфорсе (Хельсинки). При этом погибло несколько охранников. Денег они захватили столько, что на них был куплен целый пароход оружия. А дальше произошла незадача: судно под командование будущего советского министра иностранных дел Литвинова село на мель, и команда, бросив все, сбежала в Румынию.

Лутерс женился на бабушкиной сестре Иоганне, став нашим родственником. Иоганна познакомилась с Янисом, когда он после побега и экспроприации банка был на нелегальном положении и поэтому представился Юрисом Краулисом. Настоящее имя избранника невеста узнала только во время регистрации брака, через полтора года, и по привычке называла всю жизнь Юрой. Хотя Иоганна сама участвовала в революции, а Янис был ближайшим другом и соратником моего деда — мужа ее сестры, требования конспирации были превыше всего. И это было оправдано: в 1911 году Лутерса задержали в Питере и через несколько дней отпустили. Против него ничего не было, свои подвиги он совершал под разными чужими именами.




У этой фотографии удивительная судьба. В 1993 году в Ригу из Парижа приехала моя тетя Лида, старшая дочь деда и бабушки. Мы несколько лет не виделись, обрадовались, отправились бродить по Старому городу. Болтаем, ни на что не обращаем внимания. Идем мимо какого-то здания, там в витринах фотографии — какое нам дело. Вдруг тетка останавливается, показывает на это фото и говорит — ой, эта девушка так похожа на всех Гиршбергов! Я посмотрел подпись и говорю — так это же сестра твоей мамы! Удивительно не только то, что она узнала старую фотографию — она вообще Иоганну никогда в жизни не видела. Здание оказалось архивом фотодокументов, откуда у них была фотография, они не знали, а выставили ее как характерную для молодой женщины той эпохи.
 

---

Межнациональный брак для того времени был тоже редким явлением. Иоганне пришлось креститься, иначе не позволялось. Дед говорил, что в их сугубо атеистической среде все равно креститься считалось крайне аморальным. Вступление в брак — единственная допустимая причина. При этом вся дискриминация проходила только по религиозному критерию, принявший христианство моментально освобождался и от черты оседлости, и от процентной нормы. Но даже для атеистов, которые ни в одного бога не верят, нельзя отказываться от своего народа.

Казалось бы, деду и бабушке, как юристам, родство с террористом Лутерсом не должно доставлять большого удовольствия. Тем не менее я всегда слышал о нем только положительные отзывы. Парадоксально, что его внук, тоже Ян Лютер, сейчас в Москве вице-президент банка.

При советской власти Лутерс жил в Ленинграде, стал чиновником — руководил «Экспортлесом». Странное совпадение: лесопромышленниками были отец и братья деда, брат бабушки Герман — и Лутерс туда же.

В 1937 году его арестовали. Освобождать было некому: время смелых людей прошло. Старший сын Юрий бросился хлопотать за отца и только погубил себя. Расстреляли и Яниса, и Юру, и заодно еще двух братьев Лутерса-старшего. Та же судьба постигла очень многих российских латышей. Минувшим летом внук установил памятную доску на доме, где жили его дед и дядя.

В послесталинское время Лутерс стал знаменитостью: о его счастливом освобождении поставили художественный фильм, в Лиепае его именем была названа улица. Отец смеялся: дом моего дяди находится на улице моего дяди. Дело в том, что старшие братья деда разбогатели и в годы независимой Латвии купили доходный дом — на той самой улочке Элконю, переименованной в улицу Яниса Лутерса.

 

---

Продолжение

---