КЛУБ ПУТЕШЕСТВЕННИКОВ
17.02.2013
Ирина Кузнецова
Агроном, бизнесмен, бабушка
Медведь мимо не пробегал?
По Дальнему Востоку на веслах
-
Участники дискуссии:
-
Последняя реплика:
Район Горного Алтая. Сплавлялись на 2-местных и 4-местных катамаранах две латвийские группы. Может быть, опишу. Если будет спрос.
Иногда зимней ночью, ненароком проснувшись и вспомнив летние приключения, пробегал холодок внутри.
Вышли в широкую долину. Наконец, вырвались из теснины Чулышмана. Потрепало нас неслабо, но все живые — и это главное. Руководитель вернулся седым.
Впереди цель — «Пионер Алтая» — кораблик на подводных крыльях, и ходит он через Телецкое озеро два или три раза в неделю. Нужно успеть на наш рейс из Барнаульского аэропорта.
Встаем в пять утра. Быстро завтракаем, привязываем вещи на катамараны. В шесть часов уже работаем веслами. Пройти нужно много. И в 15.00 «Пионер Алтая» направляется на Артыбаш. Нас на катамаране вместо двоих трое. Каяк-то остался в Риге на взлетной полосе — не хватило ему места в самолете. Скорее всего, к лучшему.
Трое — это я и два брата из двойни. Они привыкли друг ко другу — все-таки вместе росли. И не прочь показать, что я лишняя. Я уже и жалела, зачем мы с мужем позвали его брата в водный туризм. Трудно мне с ними, но это другая тема.
Почти девять часов не выпускали весел из рук — гребли с полной отдачей. Прошли мимо Чульчи — правого притока с красивейшим водопадом. Были рядом, планировали сбегать на водопад (часов шесть ходу до жемчужины Алтая), но не суждено. И мимо облепиховых островов тоже. Едва успела сорвать веточку облепихи, ярко-оранжевую от крупных сочных ягод. Река подтачивает берег, и кусты облепихи падают в воду.
Под разговор о слабости женщин — любят они эту тему, меняясь друг с другом местами пассажира и гребца, причалили к берегу Телецкого озера. Слушала разговор, не вмешивалась, ждала — предложат ли меня сменить на веслах. Да ладно. Успели! Минут двадцать на разборку катамаранов и погрузку вещей на палубу. А я еще и голову успела помыть, точнее, колтун на голове. Расчесаться успею — часов семь до Артыбаша. После трудного и опасного похода мужички мои завалились под тент на палубе и уснули.
Моросил дождь. Говорят, на кораблике есть буфет с булочками и чаем. Порадую братиков угощением. На корабле среди местных жителей оказались еще не только наши две группы, но и группа водников из Владивостока. Они прошли маршрут посерьезнее: связку Чулышман — Башкаус. Чулышман выше Язулы и нижний Башкаус — поход тянет на шестерку.
Про их приключения я узнала в очереди в буфет. Окошечко открыли через три с четвертью часа. Времени хватило подружиться.
— Мужики, держите чай, обжигает руки, — мой новый знакомый Толик подает стаканы с чаем заспанным товарищам.
У меня еще два стакана чая и булочки россыпью в подоле из майки.
— Опять она с кем-то связалась, — недовольно ворчит брат мужа. Но стакан и булочки берет.
Люблю дорожные встречи — соприкосновение душ. Потом долгими годами греет душевное родство.
Ночевали в кинотеатре Артыбаша — спали на ковриках между креслами и экраном во время киносеанса. Спали. Представьте себе. Иногда вскакивали от взрыва хохота зрителей. Вскочил, огляделся, — ах, ну да, это же кинотеатр, и сеанс продолжается. Потом наступила тишина.
Была присказка. Рассказ впереди
В результате дорожной встречи собрались мы с мужем на Дальний Восток.
Был 1991 год. Билеты покупали за месяц до вылета. Не без приключений. В рижские кассы "Аэрофлота" встали в очередь в час ночи. Улица Ленина с видом на памятник Свободы. Ближайшее кафе вытряхнуло из нутра последних посетителей. Босоногого должника стали учить жизни перед крылечком аэрофлотовских касс. Началась стрельба.
Оставили табуреточку у дверей — и в машину. Несколько кругов по Риге. Компания рассосалась по домам. Стоим в очереди одни. В четыре утра к кассам подтянулись рижане. Пришлось ждать до без двадцати девять.
Сорок минут кассиры работали «на себя» и очередь не обслуживали. Успели купить последние билеты на Владивосток. А в 10.00 в колхозе прибалтийские велогонки с участием всесоюзных гонщиков. Я главный секретарь. День прошел на автопилоте.
18 августа 1991 года к вечеру вылетели в Москву. В полдвенадцатого ночи на автобусе проезжали мимо Красной Площади. «Какая тишина», — громко произнес кто-то в автобусе. В четыре утра — в полпятого — беспосадочный рейс до Владика. Через 9 часов лету, вечером, садимся во Владивостоке.
Толпа ожидающих, снеся ограждения, бежит к самолету на полосу с криками:
— Что в Москве? Что в Москве?
— А что в Москве? В Москве тишина, — ответила я ближайшему вопрошателю. Странно так, с удивлением посмотрел на меня.
— А что в Москве? — пришла очередь спрашивать пассажирам рейса.
— Не знаем. Но что-то произошло. Придется ждать следующий московский рейс. Может, те скажут, — владивостокцы поплелись к аэровокзалу.
Из аэропорта до города доехали в темноте. Попутчик приглашал искупаться в ночном заливе с более чистой водой, чем со стороны океана. Человек не вызывал доверия. Настойчивый такой. «Вы знаете, как романтично купаться в ночном заливе, глядя на огни города на горах», — не смолкал он. «И остаться без денег и вещей», — подумала я, не зная до сих пор, права была или нет.
Подождали поезда до Арсеньева. Для нас были чудом техники самооткрывающиеся и так же закрывающиеся двери. Муж, как ребенок, искал причину походить через двери морского вокзала.
Утром Арсеньев нас встретил тропическим климатом. Город находится в котловине среди дальневосточной тайги, отделен от свежего дыхания океана Сихотэ-Алиньским хребтом. Утром в поезде начали задыхаться. А путь от подножки поезда до скамеечки с двумя рюкзаками на плечах делали с огромным трудом. Пот катил градом, ноги не слушались. Устроились в гостинице.
Поехали к Толику в гости. Его не было дома — нас встретила его жена и двое детей. Гостеприимство русских людей удивительно. Угощали нас моченым папоротником-орляком, картофельными драниками.
В кухне над газовой плитой у них висела картина — фотография: прохождение сильного порога экипажем.
— Я не смогла бы готовить, глядя на фотографию, испытывала бы стресс, — говорю.
— Я не касаюсь экстремальной воды, — спокойно ответила хозяйка.
Толик вернулся с фотовыставки и занялся организацией похода на реку Кема.
Ночевка в гостинице требует отдельного рассказа. На улице тропический климат. В гостинице нам выделили номер с неотключенным полотенцесушителем — жарил он во всю ивановскую. Чтобы поспать, — нет, не поспать, а только полежать минут 5-6, — нужно намочить простыню в холодной воде и завернуться в нее. Хватает минуты на четыре, еще две минуты терпишь, и опять по кругу — кровать и кран с водой. Через две ночи приехали к Толику в гости, и я легла в кухне на полу возле мусорника.
— Затопчут тараканы, — обеспокоилась Алла.
— Пусть, — ответила я. Слаще я не спала. В кухне у них работал кондиционер.
Толик, дабы облегчить наше ожидание, отвел нас в тайгу. Его друг построил в тайге избушку. Снабдил нас запиской для друга, что, мол, в избушке гостят свои. Предупредил, что к избушке приходит медведь и залезает на макушку дерева. Когда шли к избушке (часа четыре), я неосознанно помяла в руках листья растения, чем вызвала у Толика испуг. Растение было ядовитым.
Сам он вернулся в город.
В прихожей жил большой полоз. Нужно было приоткрыть дверь и подождать, пока змея не уползет в нору. В комнате избы были: стол, печка, полки, кой-какая утварь, свечи, высокая кровать на четырех жердях. Хитро сделана, чтоб никто из братьев меньших не забрался на нее. Прожили мы в избушке несколько дней и пошли в город.
Адаптация к дальневосточным часовым поясам у меня заняла 10 дней. Обратная адаптация к латвийскому времени — полтора месяца.
Все было готово к походу. Больше двадцати человек летели на Кему. Грузились в вертолет. Шесть летчиков управляли воздушным судном. Больше трех часов лету до истоков Кемы. Заправка через час, и всё — дальше тайга.
Курс: Арсеньев — верховья реки Кема. С дозаправкой в крайнем селе. Далее — тайга. Вертолет загрузился топливом на «туда» и «обратно».
Обратила внимание на человека в группе — ему трудно было ходить, неодинаковая длина ног, искривленный позвоночник, отсутствие пальцев на руках. Он не шел — кулялся, перекатываясь, помогая себе палочкой. «Зачем берут его с собой?» — промелькнула мысль.
В последнем доступном селе вертолет заправился и взял курс на кемский порог «Тройной». В салоне на полу стояла большая бочка с горючим высотой до потолка. Переключали баки на бочку в воздухе. Что-то не пошло гладко. У вертолетчика задрожали руки, он облился потом. Позвал другого из кабины — оба колдовали над вентилями, ругаясь матом и моля бога о помощи. Переключились. Счастливая улыбка на лицах. Одна на двоих. И не только.
С высоты видели внизу на склоне горы разбившийся давно самолет. Видели гору без вершины, с гладкой поверхностью, как у стола.
Вертолет шел на предельной высоте — нужно было преодолеть хребет Сихотэ-Алиня.
Сначала железная «стрекоза» летела в ущелье между гор, приблизилась к перекрестку, и... боковой ветер левого ущелья остановил мощную машину в воздухе на высоте. Вертолет споткнулся на месте и задрожал. Я схватилась за руку того, интересного человека. Чуть не сломала ему руку.
— Все будет хорошо, — успокоил с отеческой любовью Володя Арапов, — Держись за мою руку.
У истока Кемы вертолет трижды кружил — искал место для посадки.
Вертолет в поисках удобного для посадки места трижды заходил над Тройным порогом Кемы.
Выгружаем вещи:
Выгрузка. Прощание с летчиками. Пожелание попутного ветра. Они нам — удачного сплава. Мы в тайге. Ближайшее село — в устье Кемы, на берегу Японского моря.
— Хочешь, я сделаю тебе древко и рукоятку для весла? — это Володя. Его голос, его забота и нежность обожгли и остановили меня на полушаге. Нет. Не может быть столько любви в одном человеке. Играет? Притворяется? Я таких людей не встречала еще. Я не знаю, как с ними общаться.
— Что с ней? — удивленный голос за спиной.
— Ничего, побудет здесь и привыкнет, — другой уверенный голос.
— Я тебе сделаю весло и отшлифую его гладко-гладко. Можно? — повторил Володя.
— Да, — я вышла из оцепенения.
Забегу вперед. Володю Арапова брали всегда с собой в доступные походы. Несли за него груз. Помогали ему. А он устраивал так, что никто не ругался между собой, он создавал даже в самой разношерстной группе доброжелательную атмосферу. У него было много любви, и он ею охотно делился.
Посмеивались над Володей и его другом. Рассказывали про их дружбу. Ходят друг к другу в гости. Общаются без единого слова. Приходит друг к Володе, посидят, чайку попьют, один вздохнет, другой крякнет. И разойдутся.
— А зачем слова, когда все и так понятно? — говорит Володя.
Да простит меня Володя. Он меня простит. Спросили у товарища арсеньевского: «Что с его физическим состоянием?» — «Так или не так, сам точно не знаю, но, кажется, мать его делала аборт, да не задалось. Вот он и родился».
Спасибо тебе, Володя, что ты был и есть в моей жизни.
В 2008 году Володя Арапов умер.
Володя Арапов:
Нас, как гостей, в походе баловали. Кормили рыбой красной, икрой. Литровая кружка икры — попробуй съешь.
Сплав по порогам, подводная охота на рыбу. Когда идет на нерест — не берет ни блесну, ни какую приманку. Даже «мыша» не берет.
Однажды отошли от лагеря втроем. Толик с подводным ружьем и мы с мужем. Пострелять рыбки перед порогом. Припозднились. Несколько километров шли в темноте по таежному бездорожью. Только чутье понимало, куда ставить ногу. Трава, скользкие острые камни, мох на камнях. Ни одного шага на ровную поверхность.
Называют ее «сима»:
Была банька на берегу Кемы и дневка.
Пробовали отнерестившуюся рыбу — бери ее руками, ловить не надо. Мясо жесткое, безвкусное.
Я шла на двухместном катамаране с напарником — Шуриком. Мы даже после переворота в пороге поставили с воды катамаран на ровный киль.
За переворот в кружке пробивали по вертикали дырочки. У меня было две дырочки по вертикали и две по горизонтали (за капитанство). Пить, скажу вам, не совсем удобно — вытекает чай.
Определили мне в напарники-матросы Шурика. Прикатка на первом пороге:
Первый блин камнем. «Хреновый» капитан:
Никто не подойдет и с камня не снимет. Сами, всё сами:
В порогах Кемы:
Детский экипаж. Идя по Японскому морю, командир пошутил: «Берем курс на Японию!» С детского катамарана раздался неподдельный рев: «Не хочу в Японию. Хочу домой к маме!»
Спасработы:
Девушки — Ира и Маша — красиво пели.
Интересное и опасное место впадения реки в Японское море. Воды реки скатываются с горки и с разбегу ударяются об океан. Быстрый поток вкручивается в океанскую пучину. Вырваться из речного потока на океанскую гладь — дело мастерства и удачи. Поплыли вдоль берега к ближайшему поселку.
Антистапель. Разборка плавсредств. На фоне Японского моря:
Аэропорт:
Малая Кема – Терней:
На самолете добрались до Тернея. Ночевали в заброшенном здании для ожидания пароходов. Планировали сесть на пароход «Любовь Орлова». Пароход взят как военный трофей во Вторую мировую где-то около Мурманска и перегнан по северному морскому пути на Дальний Восток. Раньше назывался «Адольф Гитлер».
Ночью штормило. В Тернее нет закрытого залива. И стыковка кораблика с пароходом была невозможна. Пароход прошел мимо Тернея. С нами в бывшем зале ожидания делили кров еще два посторонних человека. Когда пароход прошел мимо, один мужчина чуть не убил другого. «Ты обещал меня посадить сегодня ночью. Меня ждут во Владике. У меня товар портится. Ты не посадил меня на пароход — тебе нужно умереть. Только пионеры мешают. Они тебя спасли». К утру «товарищи», собрав котомки, уехали.
Мы тоже пошли ловить попутную машину до Дальнегорска. В Дальнегорске ночевали в клубе туристов. Часть группы уехала на автобусе в Арсеньев. Собирались посетить каменоломни местного горнодобывающего комбината. Но! За пару дней до нас посетительница карьера нашла крупный алмаз. Закон на стороне того, кто подобрал алмаз с земли. Поэтому решили закрыть посещение для всех.
Но мы были в музее при комбинате. Интересные вещи видели. Кристаллы красивые — кто б спорил. Но есть интереснее — на отшлифованных разрезах камней открываются картины мира. Картина — поверхность земли, деревья, птицы. И т.д. До сих пор для меня загадка — неужели в камне отпечатана и зашифрована жизнь?
В Рудной Пристани собирались сесть на пароход. Мой напарник Шурик перепутал время посадки. Вместо времени в направлении Владивостока он посмотрел время посадки в направлении Светлой. Опять не попали на борт. Но к счастью.
Местный водник нас отвел в местечко на берегу океана. Часов пять ходу от Рудной Пристани. Место удобное. В море впадает ручей с пресной водой. Доступны дрова для костра. На высоком берегу океана мы прожили неделю. Место называется одним именем со скалой — Белая церковь. Мимо проезжали погранцы, но нас не трогали.
Охота на осьминогов, созерцание подводного царства, купание в теплой воде. Я так никогда в жизни не отдыхала. Силы выходили изнутри. Походы всегда были с надрывом и требовали после себя длительного отдыха. Звездное небо — оно другое там, яркое и ближе, с необъяснимым расположением звезд. По орбитам летали молчаливые спутники.
Неделя счастья.
На берегу моря-океана. Скала Белая церковь:
Денис и осьминог. Вкусный был осьминог:
Теплоход «Любовь Орлова» в бухте Ольга. 1991 год, сентябрь:
В Рудяхе мы опять опоздали на теплоход. Толик с детьми уехал в Арсеньев на автобусе. Я и три Шурика отправились на автобусе в сторону Ольги. К вечеру приехали в бухту Ольга. Обогнали теплоход. Утром будет посадка. Возле берега на воде стоял баркасик. По трубе видно — есть печка. Я пошла за кипяточком. Хозяин укладывался спать.
— Кипяток есть?
— Да, бери.
— Ты откуда? — поинтересовался хозяин восточного берега.
— Из Латвии.
— Рассказывай, — сон как рукой сняло.
— Ты где была? — спросили Шурики. — Могла кипяток вынести и возвращаться к разговору.
Не догадалась.
Утром были на борту «Любови Орловой». Теплоход ночевал в Находке. По ночам стоит на якоре во избежание столкновений. И на следующий день в обед причалил к морскому вокзалу во Владике.
Чтоб воспользоваться санузлом на теплоходе, включали свет и ждали. Темная сплошная рябь на стене приходила в движение. Тысячи тараканов по очереди протискивались в щели. Через время помещение освобождалось. Пожалуйста, можно проходить.
Закат. А в Латвии время близится к рассвету:
Восточное побережье Великой Страны:
Владивосток:
Два местных Шурика нашли своих знакомых из Арсеньева, чтоб переночевать во Владивостоке. Встретились с девочками из похода — Ирой и Машей. Они сбежали с лекций. И пошли гулять по городу.
— Сашка! Сашка! — мало ли кто кому кричит на другом краю земли.
— Шпаков! Тра-та-та-та-та. Я тебя зову, а ты не откликаешься,— пришлось обернуться. Водный турист из Риги.
Были в академгородке. Толик дал записочку для знакомого научного сотрудника. Они вместе выезжали на полевые работы на Камчатку. Знакомый много мог рассказать и заведовал коллекцией бабочек. Прочитал нам лекцию. Глаза разбегались от красоты. Не фотографировала, все под стеклом, и нужны были фильтры от отблесков.
Покупали в гастрономе рыбу. У меня была только сотенная купюра. Я платила в кассе 3 рубля. Кассир дала 7 рублей сдачи и очень четко положила девять десяток. «Только законченный кретин может пересчитать после красивого и точного расчета», — подумала я и пересчитала. Десяток было восемь. Повернулась и пошла к кассе, размышляя, как бы это сказать, никого не обидев. Не дошла до кассы. Кассир с улыбкой циркового иллюзиониста опередила, — «Почему вы все не взяли, одну оставили? — И выдает мне десятку. — Будьте внимательны и следующий раз берите все деньги!» Изящная женщина.
Из Владика мы вдвоем поехали на станцию Океанская. Лагерь типа Артека. Там начинался региональный слет туристов. Электричка отходила после десяти вечера, уже начинало темнеть. Вышли из морвокзала. Я замешкалась и отстала от мужа. Он шел впереди и нес большой рюкзак.
Наблюдаю картину — ему на хвост сели двое мужчин и, не спуская глаз с рюкзака, идут следом. Я к ним со спины:
- Ребята, вас интересует рюкзак? У нас есть полчаса. Мы успеем вам показать все, что есть в рюкзаке, и запихнуть обратно. Там рваная одежда, ботинки, спальники, коврики, палатка, тент, котелки и другое, по сути, барахло. Вам оно надо? Я могу отдать.
— Ты правду говоришь?
— Саша, разворачивайся, покажем ребятам содержимое твоего рюкзака.
Ничего не подозревающий Саша поворачивается и, не споря, идет обратно. Ребята почесали в макушках, постояли и сказали: «Спасибо, что сказала. Идите». Мы пошли на перрон, а ребята в свою сторону. От станции до лагеря сколько-то километров на попутках по грунтовке. Приехали ночью.
Нас взяли на довольствие. Саша навешивал слаломную трассу. Я занималась судейством. Несколько дней прожили в лагере — дней пять. Привезли из лагеря в колхоз привет. У нас в колхозе работал главным энергетиком участник запасного олимпийского состава по академической гребле. Женщина из олимпийской команды передала ему привет.
Обратно во Владивосток. Далее в Арсеньев. Алла купила нам билеты. Она работала на авиапредприятии — ей без очереди. Оставалось до самолета несколько дней. Полтора месяца бороздили по Нашему Востоку. И мы втроем на трое суток забурились в дальневосточную тайгу поискать женьшень. Отвез нас на машине сосед Толика. Километров 35 от города.
Какой интересный растительный мир! И не только растительный — убедились позже.
Аралия маньчжурская:
Аралия маньчжурская, элеутерококк, актинидия – вкусные зеленые ягоды (миникиви), лимонник китайский, дерево «бархат», дальневосточный кедр (или сосна), грибы эльмаки. И женьшень! Нашли одно растение. Корешок граммов десять. Корешок похож на фигурку человека. Семена я закапывала на месте растения в ту же ямку.
— Панцуй, — раздалось в таежном подлесье.
Устроили обед в распадке между сопками. Только налили в тарелки суп — с сопки сбегает охотник с ружьем.
— Медведь-подранок мимо не пробегал?
— Мы тебя можем накормить. Будешь кушать?
— Нет. Вы откуда? Почему вы здесь? — выкрикнул охотник.
— Из Латвии, — отвечаю я, не зная, как правильно ответить.
— Здесь опасно находиться. Я бегу за раненым медведем.
Первую ночь ночевали на поляне в междусопочной ложбине. Установили палатку. Разожгли костер. Сидим возле костра, разговариваем. Около двенадцати ночи. Ближе чем в сотне метров огонь костра отразился в широко расставленных кошачьих глазах. Ого! У нас оружия нет.
— Сидим спокойно, двигаемся спокойно, говорим спокойно, чтоб зверя не возбудить.
Ни одного звука не издал зверь. Не шелохнулся ни один листик, и не прошуршал ни один сучок под лапами. Звенящая тишина.
Зверь наблюдал за нами. Видно по горящим глазам. Мы тихонько забрались в палатку. Уснули. А куда денешься?
Набрели на пасеку с пасечником — стариком. Пожаловался на медведя — разорителя ульев, дал чуть-чуть меда, показал огромного шершня в банке, но ночевать не предложил. А мы так надеялись. Пришлось переваливать через сопки в темноте и искать место для ночлега. Дошли до ручья, развели костер, поставили палатку. Сидим у костра. Наверху, на сопке, раздался та-а-акой душераздирающий крик — кровь в жилах начала стыть.
— Я не знаю зверя, который мог бы так кричать, — говорит Толик. Обычно Толик в тайгу ходит один. Тайга их выкормила в 90-е годы.
Утром возвращались через перевал и проходили мимо пасеки. Спросили у старика про крик. «Ничего не слышал», — ответил недружелюбно пасечник.
Набрали рюкзак ягод лимонника, другие лекарственные растения. По пути в селе нас угостили виноградом.
Алла чуть не подала заявление в милицию о нашей пропаже. Володя отговорил.
В оставшееся до самолета время мы с мужем съездили на попутках в женьшеневодческий совхоз. В музее показали корни и по десять, и по пятнадцать килограммов. Я попыталась завязать связи с руководством совхоза. Наш колхоз занимался экстрактами для косметической и пищевой промышленности. Но лихие 90-е откорректировали по-своему.
В аэропорту Владика встретили колхозника — приезжал за машиной.
Самолет в 15.00 взял курс на Москву. Через 9 часов лету, в 16.00, были в Москве. Быстро пересели на Ригу. Вечером были дома.
С Толиком и его семьей переписывались письмами. Потом жизнь закрутила — нужно было выживать.
Недавно опять списались. Дети уже взрослые. Толик три сезона участвовал в съемках фильма «Дикая природа России» совместно с немцами.
Встреча в дороге — соприкосновение душ. Спасибо вам, люди.
***
Рассказ о приключениях — повод для знакомства. Группа владивостокцев проходит пороги Чулышмана выше Язулы. Район Горного Алтая. Фото подарены Анатолием Р. Автор позволил использовать их в рассказе.
Пороги в Язулинском каньоне Чулышмана:
Проход порога Кульминация на реке Чулышман группой из Владивостока. Мы были на Кульминации через неделю, и вода шла через камни. Наша группа потерпела аварию перед порогом. Переворот катамарана. Порог в 500-600 метров спасающие и тонущие проходили без разведки. Спаслись все.
P.S. На Кеме довелось увидеть медведя, парочку маленьких игривых медвежат. Вот как это было.
Ближе к впадению реки в Японское море, когда берега расступаются и вода уже не столь глубока, шли по реке в установленном порядке: впереди — каякер-разведчик, далее взрослый экипаж на катамаране, в середине два катамарана с детьми, и замыкающие — тоже взрослые. Каякер поднял вертикально весло — знак опасности.
Приближаемся, а течение несет быстро, и видим медведя, драпающего к берегу. Со слов каякера: «Плыву, вижу впереди камень. Течение несет прямо на него. Думаю — слева или справа обходить? «Камень» шевельнулся и поднялся на лапы. Это медведь, замерев, высматривал к тому времени уже одиночную рыбу». К нашему счастью, больше напугался медведь.
Сплавляемся дальше. На берегу с визгом, как малые дети, катаются по земле, бегают друг за дружкой двое маленьких медвежат. Минут через пять сплава видим на берегу медведицу. Еще минут через пять — на берегу пасутся коровы. Еще через несколько минут созерцаем деревушку. И все персонажи, одушевленные и недвижимые, на левом берегу. Так вот и живут.
Дискуссия
Еще по теме
Еще по теме
Марк Козыренко
Мебельщик
Девятеро в лодке... и на катамаране
В походе по реке Суна, что в Карелии
Пётр Лунёв
Инженер-путешественник
Есть на Амате утёс...
Пришло время рассказать о весеннем сплаве
Пётр Лунёв
Инженер-путешественник
Как мы ходили на Омовжу
Не дай бог вам так работать, как мы отдыхаем
Антон Вопросов
Арт-революционер
Вниз по Салаце
В «пузырьке» ценой 5 евро
ГЕРМАНИЯ СТАНОВИТСЯ ЦЕНТРОМ ВОЕННЫХ УСИЛИЙ
СЕРЕБРЯНАЯ ЭКОНОМИКА
Смысл жизни в познании происходящих физических явлений.....Это научный подход.....))))
ПРОЧЬ ДЕШЕВЫЙ ТРУБОПРОВОД
ВЫПУСК ПЕРВЫЙ
Куда именно можно стрелять HIMARS"ами из Эстонии и ТайваняТайна сия велика есть?
НИ РУССКОГО, НИ ОЛИМПИАД!
Это не нацизм, Йохан?! Нацизм, нацизм, чистейший нацизм. Абсолютно ничем не замутненный.