Параллельная реальность
24.05.2017
Юрий Глушаков
Историк, журналист
Как Беларусь воевала бы с Третьим рейхом
Без Советского Союза
-
Участники дискуссии:
-
Последняя реплика:
Накануне 9 мая интернет-пространство, как по заказу, буквально заполонили однотипные нападки на День Победы. Либеральные критики твердили примерно одно и тоже: «При таких потерях — какая же это победа?», «Советская армия совсем воевать не умела…», «Немецкую оборону убитыми забрасывали…». Поэтому в жанре популярной ныне «альтернативной истории» мы хотели бы рассмотреть — а какой она была бы, эта война, если бы не было СССР?
Война в «виртуале»
К сожалению, виртуальные «полководцы» на все предложение озвучить собственную стратегию разгрома сильнейшей в Европе немецкой армии, да еще без всяких потерь — хранят молчание. Возможно, не желают раскрывать свои «военные тайны»?
Попробуем сделать это сами.
Поскольку либералы твердят о том, что советское руководство никуда не годилось, и все проблемы были и есть — «от коммунистов», выполним первую вводную — СССР нет. «Красные» проиграли в гражданской войне и иностранной интервенции. И к власти повсеместно пришли их противники.
Вторая вводная — Беларусь является абсолютно независимым и внеблоковым «буржуазным» государством.
Конечно, альтернативная история — вещь скользкая. Само существование белорусской независимости в то время оспаривалось столькими враждебными силами, что представить ее реальное становление в результате гражданской войны очень сложно. При этом из двух альтернативных БССР моделей — БНР и «Белорусской державы» (БД) предпочтение отдадим все же «державе», образованной Булак-Балаховичем.
Лично автору гораздо симпатичней БНР. Но она была обречена — ни немцы, ни поляки, ни «демократии Запада» в Версале не пожелали ее признавать. Демократическое социалистическое белорусское государство им было просто не нужно.
А вот Балахович, хоть и был изрядным авантюристом, но все же пользовался поддержкой хотя бы одного крупного внешнего игрока — Юзефа Пилсудского.
В крайнем случае, Речь Посполитая могла бы потерпеть «Белорусскую державу» в качестве буферного государства — что бы заслониться ей от России. В которой, по логике альтернативного сценария, вместо коммунистов могли бы утвердиться только русские националисты типа Колчака, агрессивные сторонники «единой и неделимой» Российской империи.
Но даже при самом благоприятном развитии событий границы «Белорусской державы» не превосходили бы границы БССР до 1939 года. То есть в лучшем случае — ей достались бы нынешние Минская, Гомельская, Могилевская, и возможно — Витебская области. А вполне возможно — что только Минщина.
«Большой террор» против большевиков
При этом первым обвинением, которое обычно выдвигается против Советского Союза в связи с войной — это террор 1937 года, который обескровил Красную Армию и настроил часть граждан против советского государства.
Кстати говоря, первыми об этом стали говорить вовсе не либералы, а те же советские коммунисты — после разоблачения «культа личности». И отрицать массовые преступления и беззакония, совершенные в годы «большего террора» — глупо. Как и то, что политическая чистка комсостава РККА сильно подорвало ее боеспособность. При этом хорошо известно, что во многом репрессии против военных в СССР были спровоцированы немецким абвером при помощи бывших белогвардейцев из РОВСа.
А как бы относились к политическим противникам в «Белорусской державе»? Являлась бы она образцом соблюдения «свобод и прав человека»?
Обратимся к аналогиям из жизни наших соседей. Бывший «Начальник Польской державы» Юзеф Пилсудский уже в мае 1926 года произвел государственный переворот, при котором кровопролитные уличные боями в Варшаве стоили более чем тысячи жертв. Но и после прихода маршала к власти некоторые противники Пилсудского, при чем — из буржуазного лагеря, были убиты тайными офицерскими группами. А тысячи людей без суда и следствия были заключены в концлагерь Картуз-Береза, где многие из них погибли либо были искалечены.
Но в «Белорусской державе» все было бы еще хуже. Ведь Речь Посполитая не знала полномасштабной гражданской войны, а балаховичская «держава» могла состояться только как итог кровавой междоусобной борьбы.
Ближайшим аналогом ей могла бы быть, например, хортистская Венгрия, где на смену Советской республике в 1919 году пришел первый в Европе фашистский режим. Именно такого типа диктатуры сложились вскоре почти во всех государствах Восточной Европы, недавно получивших независимость на обломках Российской, Германской и Австро-Венгерской империй.
Какими бы были масштабы репрессий в «Белорусской державе»? Меньше, чем при НКВД? Это вряд ли. Националистическому режиму пришлось бы первым делом подавить коммунистическое подполье и зачистить государство от всех, кто занимал руководящие посты при большевиках, избирался в Советы, служил в Красной Армии. Только по этой статье потенциальными жертвами новоявленной политической полиции, какой нибудь «державной варты», могли оказаться сотни тысяч людей. Но это еще — не все.
Под удар, скорее всего, попали бы представители большинства политических партий, включая самую массовую из них — белорусских эсеров. Как ни странно может показаться, но в тюрьмах могли оказаться многие деятели БНР и даже слуцкие повстанцы. Ведь они категорически отказались признать «Белорусскую державу» после ее провозглашения в Мозыре осенью 1920 года, а самого Балаховича считали «реакционером и авантюристом».
В Западной Беларуси белорусские эсеры вели вооруженную партизанскую борьбу против Речи Посполитой, а «хлопцы-балаховцы» служили в карательных отрядах на стороне польской дефензивы.
Также реалии периферийного капитализма заставили бы власти «Белорусской державы» беспощадно подавлять профсоюзное и рабочее движение и жестко усмирять крестьян в бедной белорусской деревне.
Но кроме политических противников и социальных активистов, объектом подавления стали бы национальные меньшинства. Отношение балаховцев к евреям известно — во время похода на Мозырь в 1920 году они устроили десятки погромов и вырезали тысячи белорусских евреев.
С учетом того, что до половины жителей городов и местечек в Беларуси 20-х годов составляло еврейское население, дискриминация и террор в отношении него мог бы приобрести массовый характер. Примеры тому — та же Венгрия или Румыния.
Но значительно большую проблему для «Белорусской державы» могла бы представлять польская и русская (русскоязычная) диаспора.
Скорее всего, режим Станислава Балаховича занял бы пропольскую ориентацию. Однако в этом случае, как и при неизбежной принудительной «белоруссизации» городов, возникло бы серьезное сопротивление русскоязычных и пророссийских элементов. С добавлением противостояния между православными и католиками «замес» получился бы крутой.
Безусловно, в этом случае в белорусскую ситуацию вмешался бы военно-националистический режим России. Последствия такого противостояния даже трудно представить. Отряды «зеленых» (практически — «зеленых человечков»), под командованием разных поручиков и штабс-капитанов, наверняка бороздили бы гомельские и могилевские леса, встречая определенную поддержку местного населения. «Русские народные республики» возникали бы, как грибы.
Ответный террор со стороны «Белорусской державы» вынужденно бы носил тотальный характер, с лица земли стирались бы целые села. В вооруженных силах и спецслужбах БД пришлось бы почистить значительное количество бывших офицеров Российской империи.
Но допустим, что офицер царской и Белой армий, Георгиевский кавалер Станислав Балахович стал союзником националистической России. Тогда бы здесь могла сложится зеркальная ситуация — как ни парадоксально, но бывший социалист Пилсудский мог бы начать поддерживать белорусских национал-коммунистов и эсеров. Или — просто белорусских и польских националистов, с территории Речи Посполитой проникавших в Беларусь и разворачивавших тут повстанческую и диверсионную деятельность.
Не стоит сбрасывать со счетов и южных соседей. Националистическая Украина с ее традиционно прогерманской ориентацией также могла представлять вызов, тем более что в 1918-1919 годах она уже оккупировала Брестщину и Гомельщину.
Подобные внешние и внутренние противоречия и система власти, основанная на насилии правящего меньшинства, вряд ли делали бы «Белорусскую державу» стабильной и устойчивой к военным потрясениям.
Линия Балаховича
А какой бы армией могла располагать условная «Белорусская держава»? Исходя из штатного состава дореволюционного Виленского военного округа — достаточно небольшой.
Например, при царе в Могилевской губернии, в состав которой тогда входила как современная Могилевская, так и значительная часть Гомельской области, стояла только 40-я пехотная дивизия и приданная ей артиллерийская бригада.
И это при том, что дивизия пополнялась и содержалась как за счет местных, так и общеимперских ресурсов. Очень сомнительно, что небольшая «Белорусская держава» могла бы позволить себе большие военные расходы, чем воинственная Российская империя.
Таким образом, ее кадровая армия могла состоять из 3-4 пехотных дивизий и такого же количества артиллерийских бригад. Или — 2-3-х дивизий стрелков и одной кавалерийской дивизии плюс артиллерия. И это — в самом лучшем случае.
Чем была бы вооружена армия маршала Бей-Булак-Балаховича?
При власти российских царей крупное машиностроение в Беларуси отсутствовало. Нет также оснований предполагать, что и в «Белорусской державе» состоялась бы масштабная индустриализация и создание своей оборонной промышленности. По крайней мере, в Западной Беларуси под управлением Польши ничего подобного не было.
Поэтому оружие, скорее всего, пришлось бы закупать. Винтовки, правда, можно было использовать старые — оставшиеся от российской императорской или Красной Армии «трехлинейки». Или — закупить «маузеры». С артиллерией было сложнее — царские «трехдюймовки» слишком явно устарели. Пришлось бы заказывать современные полевые орудия во Франции или Англии.
Там же пришлось бы приобретать и легкие танки, и самолеты — если бы вообще старый кавалерист батька Балахович признал бы эти рода войск целесообразными. И нашел бы в своем «золотом запасе» средства на закупку бронетехники типа «Рено» или «Виккерсов».
В любом случае больше нескольких танковых батальонов и авиационных эскадрилий «Белорусская держава» позволить себе вряд ли могла.
По крайней мере, в армии гораздо более крупной и милитаризированной Польши в 1939 году танковые соединения отсутствовали. Противотанковой и зенитной артиллерией армия маршала Балаховича также вряд ли бы обзавелась.
Если буквально следовать канве реально разворачивающихся событий, то на территории Беларуси могли оказаться и части отступившего в 1939 году под ударами вермахта Войска Польского.
В случае войны обладавшие высоким боевым духом и относительно неплохой выучкой поляки могли бы стать серьезным подспорьем для белорусской армии. Только по логике вещей, к 1941 году все они должны были пребывать в лагерях для интернированных. И в случае внезапного нападения Германии времени на переформирование, вооружение и развертывание польских легионов могло просто не хватить.
Еще можно было допустить также, что к западу от Минска и Мозыря был бы построен мощный укрепленный рубеж. По аналогии с «линией Сталина» — «линия Балаховича».
Боевые наставления были бы, скорее всего, написаны по уставам российской императорской армии — с учетом опыта первой мировой и гражданской войны, и возможно — с добавлениями некоторых новинок от французской военной теории. Поскольку до революции военных или юнкерских училищ в Беларуси не было, военное образование пришлось бы создавать с нуля.
Молниеносное поражение
Военные действия Третьего рейха против «Белорусской державы» также начались бы внезапно. Даже зная о их подготовке, руководство БД едва бы осмелилось объявить всеобщую мобилизацию.
При этом силы нацистского вторжения берем в эквиваленте как минимум группы армий «Центр». Входящим в ее состав 4-м армиям, две из которых были танковые, противостояло бы от силы 4-е белорусские кадровые дивизии и столько же артиллерийских бригад. Едва ли военное руководство «Белорусской державы» успело бы в разы увеличить армию за счет мобилизации.
А что же укрепления, воздвигнутые по приказу «начальника державы» вдоль западной границы?
Опыт «линии Мажино», «линии Сталина» и прочих укрепрайонов показал — в современной войне с применением авиации, артиллерии крупного калибра, танков и инженерно-саперных средств все они легко взламываются. Поэтому «линия Балаховича» вряд ли была способна создать серьезные препятствия для наступления вермахта.
Белорусское войско, в отличие от Красной Армии, воевавшей на КВЖД, в Испании, на Хасане, Халхин-Голе и в советско-финской войне, боевого опыта почти не имело. И скорее всего, по старинке ходило бы в контратаки густыми стрелковыми цепями и едва ли бы представляло, как держать оборону против танков. Или — защититься от непрерывных атак с воздуха. Храбрость и сабли белорусских гусар и улан едва ли спасли бы дело.
Даже если бы на линии Западной Двины, Днепра или Сожа белорусское командование смогло собрать силы для контрудара или попыталось закрепиться, надолго продвижение бронированного кулака немцев это не остановило бы. Котлов было бы не меньше, чем в войне с Красной Армией — а их последствия были бы вообще фатальны.
С учетом темпов наступления вермахта во время польской кампании 1939 года или даже боев июня 1941 года с советскими войсками, можно предположить, что разгром войска «Белорусской державы» был бы завершен максимум в течение недели.
К чести белорусского оружия можно только вообразить, что Бобруйская крепость могла бы стать неким аналогом обороны Брестской крепости. Да еще с учетом повстанческого прошлого батьки Балаховича, возможно, в белорусских лесах удалось бы развернуть партизанскую борьбу.
Еврофилы скажут: «Белорусская держава не вела бы войну в одиночку, а примкнула бы к антигитлеровской коалиции во главе с Англией и Францией».
Пускай. Но давайте вспомним — сильно ли защитили союзники от нацистского вторжения Чехословакию и Польшу, Бельгию и Голландию, Грецию и Югославию?
Отношение же правящих в России милитаристов к немецкому вторжению в Беларусь тоже могло бы быть разным. В зависимости от того, какая бы фракция бывших белогвардейцев находилась бы у власти — прогерманская или проантантовская.
На примере королевской Югославии можно сказать, что борьба между такими силами могла бы быть очень острой, вплоть до военных переворотов. В случае прихода к власти германофила Краснова, например, разоружение и интернирование отступивших на территорию России остатков белорусских войск было бы еще не самым худшим вариантом.
Допустим, что военный режим условных «Колчака-Деникина» вступился за Беларусь. Но едва ли армия огромной, но аграрной страны во главе с генералами, уже проигравшими одну мировую войну немцам, на этот раз вышла бы победителем из схватки с еще более мощной национал-социалистской Германией. Даже вчерашняя победительница немцев — Франция, в июне 1940 года подверглась молниеносному и сокрушительному разгрому.
А чем бы закончилась нацистская оккупация для белорусского народа без шансов на быстрое освобождение — представить несложно.
В общем, историю лучше не пытаться переиграть. Даже виртуально…
Дискуссия
Еще по теме
Еще по теме
Юрий Шевцов
Директор Центра по проблемам европейской интеграции
17.09.1939
Неслучившиеся негативные моменты
Юрий Глушаков
Историк, журналист
Возвращение в строй: в Казани помнят о 96-й Гомельской стрелковой дивизии
Андрей Лазуткин
Политолог, писатель
Факты о Катыни, которые вам не расскажет TUT.BY
Открытое письмо к либералам
Андрей Сыч
Начальник отдела продаж в ООО «ТЭСбелЭнерго»
Как Польша «лупашит» по истории ВОВ
Создавая «новую польскую идентичность»
СЕРЕБРЯНАЯ ЭКОНОМИКА
Смысл жизни в познании происходящих физических явлений.....Это научный подход.....))))
ПРОЧЬ ДЕШЕВЫЙ ТРУБОПРОВОД
ВЫПУСК ПЕРВЫЙ
Куда именно можно стрелять HIMARS"ами из Эстонии и ТайваняТайна сия велика есть?
НИ РУССКОГО, НИ ОЛИМПИАД!
Это не нацизм, Йохан?! Нацизм, нацизм, чистейший нацизм. Абсолютно ничем не замутненный.