Что представлял из себя типичный видеозал начала 90-х? Полуподвальное помещение с занавешенными окнами (если таковые имелись), плотно заставленное обтянутыми дерматином стульями — так примерно и выглядел тогдашний храм киноискусства. А венчал этот храм телевизор, водруженный на привинченную к стене подставку — внушительную весьма конструкцию, обязательно сваренную из стальных уголков и обязательно — за две бутылки водки.

%script:googleAdSense%

Если не присматриваться, можно было подумать, что это и не подставка вовсе, а фрагмент башенного крана, позаимствованного с ближайшей стройки. И вот на всем этом металлическом великолепии был водружен цветной телевизор «Рубин» (или «Весна»), на или под которым бережно устанавливался «мозг» видеозала — видеомагнитофон.

С телевизорами тоже все было непросто: большинство изделий, порожденных советской промышленностью, к работе с импортной видеотехникой были не приучены, так что новоявленным кинопрокатчикам приходилось раскошеливаться на гонорары знакомым радиолюбителям, которые, вооружившись паяльником, встраивали в телеприемники самодельные «блоки ПАЛ», причем уже не за водку, а за вполне себе бумажные деньги.

Впрочем, блок ПАЛ, несмотря на свое «импортное» название, вовсе не делал советский «Рубин» приличным телевизором. Посему во время сеанса вполне могла пропасть цветность, звук, а то и вовсе – изображение. Зрители относились к таким неприятностям с пониманием и не возмущались даже тогда, когда работник видеозала, заслоняя своими немытыми с месяц кудрями пол-экрана, начинал крутить ручки настройки изображения или стучать кулаком по «Рубину», не останавливая при этом само кино.

Оно и понятно – народ тогда был закаленный различными трудностями, которые порождало для них время, и такие пустяки, как отсутствие изображения во время фильма или необходимость смотреть кино, сидя на ребристой чугунной батарее отопления, никого не смущали. Хотя батарея – это ведь не страшно. На премьерах блокбастеров тех лет, особенно со Шварценеггером в главной роли, мест не хватало настолько, что люди, не попавшие на «нормальные» места, соглашались и на места «стоячие», ниже которых котировались только сидячие, но так называемые «дополнительные».

Дополнительное место получалось из стула, милостиво притащенного работником видеозала из подсобки, а то и из-под собственного зада, а поскольку помещение и без того было сплошь заставлено стульями и переминающимися с ноги на ногу людьми, «дополнительное» место пристраивали где-нибудь под телевизором. И виден с него был только нижний край кинескопа, да и то – весьма приблизительно. Только что слышно было хорошо.

Как ни странно многих киноманов это вполне устраивало. Не смущали их даже неудобства, связанные с необходимостью вставать, пропуская работника видеозала, прибежавшего на свист публики, если, скажем, изображение пропало или с кассетой что случилось.

А с кассетой что-нибудь случалось регулярно. Хваленый японский автотрекинг не справлялся с заезженной до дыр пленкой, которую без перерыва прокручивали по десять раз на дню. Поэтому звук с изображением «уплывали» с завидной постоянностью, о чем администратору, сидящему с газетой в коридоре за дверью, сообщалось дружным свистом и топотом. А еще пленку могло зажевать, и это опять-таки не являлось для кого-либо сюрпризом.

Поэтому и крышку видеомагнитофона старались не завинчивать — так, чтобы в случае чего было удобнее извлекать «бороды» намотанной на видеоголовку пленки, которую еще надо было распутать, а потом закрутить обратно в кассету и при этом не уронить карандаш, которым придерживали стопор, мешающий нормально прокручивать бобину большим пальцем руки.

Все эти мелочи, впрочем, не мешали киноманам наслаждаться игрой актеров в частности и киноискусством в целом. Хотя далеко не все посетители видеозалов приходили сюда в поисках высокого. Ведь вечерние сеансы были посвящены «взрослому» кино, вроде «Греческой смоковницы» или «Эммануэль». Эти по современным меркам вполне целомудренные фильмы в период становления видеобизнеса казались запредельной порнухой, о которой и говорить-то не очень удобно, не то что смотреть.

Впрочем, позже прокатчики (да и зрители) осмелели, и в залах вовсю пошло уже настоящее порно, в основном немецкое. Зрителей «взрослых» сеансов легко и издалека можно было отличить от любителей боевиков и комедий. Классический эротоман тех лет являл собой дядечку лет 40-50, с брюшком и в затертом костюме. В руках у дядечки был дипломат, ну или портфель, что не удивительно, ибо человек пытался насладиться эротикой в промежутке между окончанием рабочего дня и гневным вопросом «ты где шлялся?!» уже успевшей задремать жены.

Помимо портфеля обязательным атрибутом человека, пришедшего «на эротику», был еще и носовой платок, заботливо отглаженный женой и сложенный несколько раз пополам ею же. Платком предполагалось смахивать испарину с лысеющей макушки, но испарина та появлялась не из-за накала экранных страстей, а из-за элементарной духоты, потому как таких дядечек в помещении 4х5 метров находилось человек 40, и сидели они плечом к плечу, водрузив ручную кладь на колени.

Между прочим, «фильм для взрослых» тогда не обязательно должен был принадлежать к эротическому жанру. В категорию «до 16», особенно в конце 80-х, могли попасть и вполне невинные фильмы, но с неблагонадежными актерами, вроде Сталлоне. Советский режим этого самого Сталлоне недолюбливал, и даже после перестройки, когда, казалось бы, «все уже можно», фильмы с его участием демонстрировались поздним вечером и с оговоркой «детям до 16». Так, на всякий случай. Особенно забавно смотрелось, когда компания школьников стайкой окружала администратора видеозала и умоляла допустить их на «Кобру» или «Рэмбо».

— Маленькие еще, подрастете – вот тогда… — строго заявлял им администратор, — лучше идите во второй зал, там это… мать их… «Чай, кофе или меня».

— Это мы уже смотрели… — с болью в голосе ныли дети. И тут же уточняли, — Раза три уже — сколько ж можно?

Вообще Сталлоне и на своей территории, и на нашей всегда оставался в тени великого Арнольда. Верными приметами той эпохи стали даже многочисленные варианты написания его сложной, изобилующей согласными фамилии. «Шваргнер», «Шарц-неггер», «Шварцгенгер» – прокатчики изощрялись кто во что горазд. Часть зрителей даже коллекционировала эти варианты, бережно выписывая их в блокнотик. Потом все это зачитывалось в торжественной обстановке перед успевшими захмелеть гостями. И гости были счастливы (некоторые тут же переписывали все это для себя).

Шварценеггер вообще умел дарить советскому народу положительные эмоции. Надо было слышать, как восторженно вздыхала мужская часть аудитории на сеансе «Коммандо», когда Арнольд появлялся на экране со здоровенным бревном на плече. Ленин на субботнике, я уверен, не вызывал у своих современников и половины тех чувств.

А после фильма зрители покидали зал странной походкой, широко расставляя руки и играя воображаемыми мускулами. А во взглядах сквозила сталь. Мало того, мускулистый Арнольд стал причиной повального увлечения бодибилдингом, причем самые продвинутые качки имели где-то при себе фотографию тренера Арнольда – Джо Вейдера, причем раз 10 перефотографированную. Ибо знать, кто такой Вейдер, было круто.

Все остальные герои кинобоевиков удостаивались гораздо меньшего внимания, а значит, и зрительской любви. Их фамилии не коверкали, но обязательно на афишах указывали — вместе с кратким анонсом фильма. А анонсы эти были те еще: «Ломовой боевик-карате. Чак Норрис». «Зубодробильный боевик-драки. Ч. Бронсон». «Закусочная на колесах. В главной роли — Дж. Чан (черный пояс)».

Иногда анонсы украшались графикой – рядом с названием фильма о карате рисовалась нижняя часть человеческого туловища с тем самым черным поясом и с высоко задранной ногой. Если в фильме играл Бронсон, возле фамилии рисовался черный пистолет. А вот Ван Дамму не рисовали ничего – все, буквально все знали, что «Ван Дамм не умеет драться» и «даже я бы ему навешал».

Так или иначе, но несмотря на все неудобства, на зажеванную пленку, на стулья с торчащим из-под разорванного дерматина поролоном, на цветной телевизор «Весна», из чрева которого торчал расшатанный блок с кнопками для переключения телеканалов, несмотря на все это, люди искренне любили кино, ходили в кино и о нем говорили.

А чтобы не запутаться во всем многообразии репертуара, в блокнотик или тетрадку аккуратно заносились названия просмотренных фильмов, рядом с которыми некоторое время спустя появлялись оценки или просто плюсы, говорившие о степени «хорошести» того или иного кинофильма.

Со временем видеозалов не стало. Пропали, исчезли, растаяли как дым, уступив места комфортным и просторным кинотеатрам с качественной акустикой и современными проекторами. Только вот того душевного трепета и немого восторга, который испытывал тогда киноман, отправляясь на премьеру свежеснятого второго «Терминатора», не подарит сейчас ни один блокбастер, на чем и где его не показывай.

И дело тут вовсе не в кино.