Как сообщает наш спикер, руководитель исследовательских программ Фонда «Историческая память» Владимир Симиндей, сегодня в Москве пройдет презентация книги доктора исторических наук, известного исследователя коллаборационизма Бориса Ковалева «Добровольцы на чужой войне. Очерки истории Голубой дивизии».

Для справки: Голубая дивизия — 250-я дивизия испанских добровольцев, более известная в русскоязычных источниках как Голубая дивизия, а на большинстве европейских языков — Синяя дивизия (нем. Blaue Division).

Это была дивизия из испанских добровольцев, сражавшихся на стороне Германии в ходе Второй мировой войны. Номинально считаясь укомплектованной членами «Испанской фаланги», на самом деле «Голубая дивизия» представляла собой смесь солдат регулярных войск, ветеранов Гражданской войны и членов фалангистской милиции. Из-за сильного внешнеполитического давления Франсиско Франко 20 октября 1943 принял решение о выводе «Голубой дивизии» с фронта и расформировании соединения.

Собирать материалы о пребывании испанской Голубой дивизии на Новгородчине Борис Ковалев начал еще 15 лет назад, когда трудился над докторской диссертацией. Работа непосредственно над книгой заняла три года. Она вышла небольшим тиражом и сразу стала библиографической редкостью — в продажу не поступит, будет храниться только в библиотеках.

В книге рассказывается не только о военных действиях Голубой дивизии, но и о взаимоотношениях оккупантов с местными жителями. Предлагаем вашему вниманию «рижскую» главу.


 

Почти вся Европа раскинулась между Испанией и Россией. Но в годы Второй мировой войны испанские солдаты, как союзники нацистской Германии, оказались на территории России. Для того, чтобы дойти до Новгорода и Павловска, Посада и Красного Бора, испанцам пришлось преодолеть тысячи километров. Они прошли через Францию и Польшу, Белоруссию, Литву и Латвию. Тут начиналось их первое прозрение и осознание того, что какие бы громкие лозунги не провозглашались с высоких трибун, союз с гитлеровской Германией, в конечном счете, принесет смерть миллионам людей.

От линии фронта в Прибалтику раненых солдат доставляли санитарные поезда с романтическими названиями «Лили Марлен» и «Виолетта». Тыловая Рига им казалась подобием рая на земле. «Раненых оправляли в Ригу поездами Lili Marleen и Violetta. Там было 2 первоклассных госпиталя с хорошей командой врачей и медсестрами из Испании.

Маршрут из Новгорода в Ригу для многих испанцев напоминал дорогу из ада в рай. Вначале полевой госпиталь под Новгородом, в Григорово, затем — Порхов, и, наконец, Рига. Раненый Гиллермо Диас дель Рио так описывает этот путь: «Я не знаю, как долго был в Григорово, пожалуй, неделю, пока мы однажды не почувствовали, что идет подготовка санитарного поезда к переезду в Ригу. На железнодорожной станции Новгорода в товарные вагоны с деревянными нарами положили солому. Это была наша спальня, чтобы добраться до Порхова. В нашем вагоне от запаха разлагающейся плоти дышать было нечем, но раздвижные двери мы не открывали, даже пытались закрыть окна для вентиляции, чтобы окончательно не замерзнуть. К станции Порхов мы приехали ночью, проведя в вагоне 48 часов. Здесь вынесли раненых на медицинских носилках и ждали машины скорой помощи. Ночь была снежная и морозная.

Перевезли нас в испанский госпиталь, где работали испанские врачи и медсестры. В госпитале было так много раненых, что люди лежали в большой комнате на двухъярусных кроватях, не было никаких отдельных палат. Лучше было не смотреть вокруг. Мне не забыть свитера на раненом, который, казалось, шевелился от количества вшей на нем. Я уснул, забыв обо всем».

И вот, наконец, дорога в Ригу: «Утром я нашел немецкий госпиталь и остался там. Меня поместили в палату вместе с немецкими офицерами. Они глядели на меня, как на постороннего. Не зная языка, нам было трудно общаться между собой. У меня был классический завтрак — водянистый кофе. К счастью, один из офицеров отдал мне свой, чтобы я смог позавтракать. Немного погодя, пришел немецкий врач и попросил меня раздеться до пояса. Я провел в госпитале всего несколько часов, грязный, завшивленный.

Потом нас направили в Ригу, куда мы прибыли ночью. Госпиталь был переполнен ранеными, больными, обмороженными. Симпатичная латышка — медсестра послала нас в душ, а потом принесла нам халаты, а наша одежда, вероятно, пошла на дезинфекцию.

Размещение было прекрасно: места для офицеров — шестиместные палаты, прачечная, шкафчики для нашей команды и т. д. Это казалось сказкой после шести месяцев, когда смена одежды и уход за собой были редким исключением».

На этом оптимистическом фоне не очень хотелось замечать страдания других людей, вся вина которых заключалась в «неарийской» национальности: «Пережитые вместе окопы, больницы, опасности делают дружбу крепче. Рига не пострадала от взрывов и была большим городом с красивыми зданиями, отелями, шумными кафе, где мы встретились после госпиталя.

Испанский оптимизм и бурное выражение радости удивило латышей, привыкших к немецкой серьезности, как к оккупационной силе. Каждый день мы посещали оперу, где исполнялась испанская музыка. Как-то нас спросили, понравился ли нам «Дон Кихот» и почувствовали ли мы в исполнении артистов испанскую атмосферу.

Однажды нам удалось сделать в госпитале салют. А источником нашей радости было выздоровление солдата нашей дивизии, раненого в боях под Посадом. В Риге я провел около недели, но за это время я набрался сил и целых три килограмма веса, хотя это было трудно: в ресторане мы обедали за деньги.

Улицы Риги были полностью покрыты снегом, очищались только тротуары, а весь снег копится на бордюрах. Очистку трамвайных путей производили женщины-еврейки, хорошо организованные, которые носили отличительный знак — желтый диск со звездой Давида».

У рядового испанского солдата сформировался образ дороги к своего рода раю. Как приз за долгие страдания, впереди маячили Кенигсберг, Вильнюс или Рига. Ради этого было можно пойти и на преступление. «Некоторые заканчивали воевать по своим причинам и уезжали, другие погибали, третьи предпочитали другой мир, в котором были трамваи, чистая одежда, музыка, шелковые чулки. Мне не стыдно признаться, с какой завистью мы смотрели на раненых, эвакуируемых из Посада. Мы мысленно следовали за ними в больницы, где, кроме крови, есть коврик, горячая еда, чистая одежда, теплая кровать где-нибудь в Луге или Порхове, не говоря уже о Кенигсберге, Риге или Вильно (это уже своего рода рай).  Стали появляться случаи самострелов, иногда даже предлагали друг другу сломать руку или ногу.

Выстрел в лицо был единодушно отвергнут. Предпочтение оказывалось выстрелам в ногу, руку, линию бедра».

Испанские солдаты радовались видам и удовольствиям латвийской столицы. Они наблюдали за тем, как он покрывает черепичные крыши домов в европейском стиле. Это был Запад, а не Россия. Хорошенькие женщины носили прекрасные меха или катались на коньках в коротких юбках по каналам и Двине. На них с вожделением смотрели немцы, бельгийцы, французы, финны, датчане, норвежцы, эстонцы, испанцы и сами латыши. Город-космополит, с процветающей оперой, по сцене которой напыщенно ходят слоны в «Аиде». Счастливый город, не замечающий сожженную синагогу и несчастных, изнуренных евреев, метущих улицы этого прекрасного города».

Вся городская инфраструктура была предоставлена в распоряжение Германии и ее союзников, в том числе, и испанцев. «Рижская радиостанция Вермахта передавала программы на испанском, записанные в Мадриде. К тому же на главной улице продавались газеты трехдневной давности. Местные продавцы выучили несколько слов из кастильского языка. Испанские солдаты занимали места в Café Luna, где пели canto hondo, танцевали фламенко, читали дивизионную газету «Hoja de Campaña».

Заведение быстро превратилось в маленькую Испанию, о которой знали все, кто был в отпуске. Они узнали о чудесах Kirschwasser, крепком коньяке из Кенигсберга».

 После нескольких недель, проведенных на передовой, для некоторых солдат попасть в Ригу стало своего рода целью. «Мечтой новобранца было легкое ранение и отпуск в Риге. Чудеса Риги были настолько заманчивы, что некоторые испанцы предпочитали дезертирство отправке на фронт, но таковых было не много. Они держались вместе, организуя банды, нападая как на гражданских, так и военных. Они становились проклятьем, как для Вермахта, так и для Голубой дивизии».

У руководства Германии было более щепетильное отношение к населению Прибалтики, чем, например, к населению России. Поэтому любые проявления агрессии или воровства по отношению к мирным жителям воспринимались ими крайне болезненно. Так в донесении о политических настроениях начальника Политической вспомогательной полиции (это так называемое латвийское СД — Б.К.) Екабпилса (юго-восток Латвии) за март 1942 года говориться следующее: «…В Екабпилсе   и округе ждут, что скоро здесь пройдут большие воинские массы. В частности, что через Екабпилс пройдут испанские солдаты, которое по дороге воруют и грабят, как это уже было у них в Литве.

В связи с этим магазины будут закрыты. Под впечатлением этих слухов жители города уже в начале недели стараются получить все свои нормы продовольствия на неделю вперед».

Но не только латыши становились жертвами воровства. Так на железнодорожных станциях недалеко от Риги испанские солдаты несколько раз прихватывали чемоданы, принадлежавшие офицерам союзного гитлеровского Рейха.

Все это вело к конфликтам. Так в рижском трамвае произошла драка между испанским офицером и латышом-легионером. Они не поделили место. Этот случай весьма подробно описала газета «Тевия» пятого января   1943 г. в статье «Наказание за унижение немецких офицеров».

Но были среди испанских солдат люди, которые с риском для жизни попытались помочь несчастным узникам. В переписке автора данного материала с доктором Маргером Вестерманисом (бывшим узником гетто, куратором музея «Евреи в Латвии»), последний сообщил следующее: «Можно с уверенностью сказать, что документальных сведений о контактах узников Рижского гетто с солдатами Голубой дивизии нет. Так что я могу пересказать только то, что я сам (1925 года рождения) слышал, будучи заключенным Рижского гетто.

Зимой 1941 и весной 1942 года в кругах еврейской молодежи, связанной с группой сопротивления в гетто, много говорили о контактах с ранеными испанцами в военном госпитале Голубой дивизии (Латгалес 122/124, бывшая еврейская больница «Биккур-Холим»), где на транспортных работах была занята еврейская команда из гетто.

Контакты были не с ранеными, а с выздоравливающими солдатами, которые готовились к отъезду в отпуск в Испанию. Некоторые из рядовых испанцев говорили на ломаном русском. Они рассказывали, что во время гражданской войны воевали на стороне республиканцев, где, якобы, были прикомандированы к советским военным советникам.

В Голубой дивизии они, по их заверениям, оказались не добровольно, а по принуждению, чтобы «кровью искупить» свои прежние политические грехи. По слухам, которые циркулировали в Рижском гетто, эти отпускники предлагали отдельным молодым еврейским парням из работавшей в госпитале команды взять тех с собой под видом контуженых.

По очень неясным слухам некоторые евреи пошли на этот риск, но, как говорили потом другие испанцы, вернувшиеся из отпуска, якобы были задержаны на франко-испанской границе немецкими гестаповцами».

Но в книге Давида Зильбермана даже упоминаются фамилии тех смельчаков, которые рискнули связаться с испанцами: «Еще в гетто я часто слышал, как ребята жаловались, что легче, пожалуй, пробраться в какую-нибудь не оккупированную немцами страну, вроде Испании, Швеции или на юг Франции, чем найти убежище в самой Риге. Много было отчаянных до безумия попыток побега из Рижского гетто, но в большинстве они закончились провалом.

Юрист Борис Каплан со своим товарищем, например, почти добрались до Испании, но их задержали на франко-испанской границе, и впоследствии они оба погибли».

По сути своей, все эти сведения об этом восходят к воспоминаниям Макса Кауфмана (1947 год), который писал следующее: «Появилась и вторая, так называемая испанская группа, в которую входили Боря Каплан (юрист) и еще два человека. Они работали в отряде «Квартирамт» и познакомились там с испанским офицером из Голубой дивизии. Он пообещал им вывезти их в Испанию. Люди достигли испанской границы, где при обмене денег были схвачены гестапо и переправлены в рижскую тюрьму».

Можно предположить, что доверие к этим испанским солдатам у рижских евреев было не только неким актом отчаяния. Во многом это было связано и с тем, что отношения между испанцами и латышами (особенно легионерами) складывались из рук вон плохо. Латыши считали испанцев бездельниками и ловеласами, которые развлекаются в Риге, пока латыши проливают кровь на фронтах борьбы с «жидо-большевизмом».


 

---

ОБ АВТОРЕ

Борис Ковалев — российский историк. Доктор исторических наук, профессор кафедры теории и истории государства и права Новгородского государственного университета им. Ярослава Мудрого, где ведет курс «История государства и права».

Автор более 200 научных и научно-популярных работ, книг «Нацистский оккупационный режим и коллаборационизм в России (1941—1944 гг.)», «Коллаборационизм в России в 1941—1945 гг.: типы и формы», «Русский конституционализм период думской монархии» (в соавторстве) и монографии изданной книгой «Повседневная жизнь населения России в период нацистской оккупации», вошедшей в шорт-лист премии «Просветитель» в 2012 году. Темой коллаборационизма занимается более двадцати лет.