Самым расхожим диагнозом, вынесенным российской политике на Украине, является в эти дни слово «поражение». По большому счету, Москве вменяется в вину то, что она — единственная из заинтересованных сторон — вообще не принимала участия в киевской вакханалии: не заняла ничью сторону, не послала на майдан ни танков, ни дипломатов с печеньками.
 
Однако мы с вами в прошлый раз остановились на том, что Москва как раз имеет по украинскому вопросу вполне внятную позицию и последовательно гнет вполне внятную линию. Просто эта позиция — не такая, какую удобно было бы приписывать России другим заинтересованным сторонам, включая внутреннюю «пятую колонну» оголтелых «болотных» и оголтелых патриотов.
 
Позиция, стало быть, имеется, и результат (результат ли?) известен. Соотношение одного и другого — является ли поражением?
 
Давайте разбираться.
 
Любая держава реализует свою мировую политику, лавируя в трех плоскостях. Эти плоскости вот какие: собственные интересы, собственные возможности и объективные сторонние обстоятельства.
 
 
Что нам нужно
 
В принципе, в контексте евразийской интеграции как приоритетного путинского проекта отношение к Украине очевидно по умолчанию. А с некоторых пор Путин и вовсе не считает нужным его никак маскировать: «один народ», «колыбель русской цивилизации», «когда-нибудь Россия и Украина обязательно встретятся».
 
Нелишне также напомнить, что философия евразийской интеграции в нынешней версии напрочь не предполагает ни присоединения какого-либо из осколков СССР к России, ни даже принуждения кого бы то ни было к вхождению в Союз. Строго наоборот: в основе евразийской интеграции — суверенные решения суверенных государств, принятые исключительно в собственных интересах. Да, Москва не стесняется стимулировать позитивные суверенные решения и всячески содействовать их реализации — но без принуждения. Украина — не исключение.
 
Все тактические шаги Москвы — исключительно в русле этой логики.
 
И в русле этой же логики Москве вообще по барабану, как зовут украинского президента и какой там политический режим, — хотя, конечно, нынешним «революционерам» не стоит столь упрямо добиваться того, чтобы отношение к их режиму оказалось-таки в компетенции тов. Шойгу.
 
 
С чем мы должны считаться
 
Мы, как известно, не одиноки во вселенной. Россия как суверенное государство и даже как ядерная сверхдержава встроена в систему существующего миропорядка. Он, миропорядок этот, несовершенен, пребывает в глубоком кризисе, да и вообще нам не нравится, — но он есть.
 
В рамках этого миропорядка конкретная Украина является суверенным государством — и этот факт официально признан Российской Федерацией. И любые действия другого суверенного государства в отношении Украины (хотя бы даже и Российской Федерации) регулируются нормами международного права.
 
Более того, Россия — то самое суверенное государство, одно из немногих в современном бурлящем мире, которое настаивает на приоритете норм именно международного права в решении конфликтных вопросов, на уважении к суверенитету любого государства, даже если тамошний режим не по нраву Путину или Обаме.
 
Это принцип такой.
 
И было бы странно для великой державы провозглашать одни принципы, а практически руководствоваться другими, специально для себя втихомолку изобретенными.
 
Да, повторяю, нынешняя модель миропорядка несовершенна и несправедлива. Не в последнюю очередь тем, что кое-кто (не будем показывать пальцем) считает себя «равнее других» и позволяет себе вообще не считаться ни с какими нормами никакого международного права, ни с каким нормами никакой морали — и мы это видим в Киеве в режиме реального времени.
 
Мы понимаем, что это агрессивное высокомерие основывается исключительно на «праве сильного». И что на силу должна найтись другая сила.
 
Мы видим, что за без малого полтора десятка лет «другая сила», то есть в данном случае Россия, мало-помалу приучает своих охреневших от безнаказанности партнеров к конструктивному диалогу. Но — это по-прежнему происходит в миропорядке, где доминирует и задает правила одна сверхдержава: просто мы «кое-где порой» принуждаем ее с неохотой и раздражением признавать себя игроком, а не терпилой. Повторяю: это все происходит в мире, который наши западные партнеры считают своей собственностью — и по факту они не так уж далеки от истины. Увы.
 
 
Что мы можем
 
Наши же реальные возможности — политические, экономические, военные, идеологические — по состоянию на сегодня куда более ограниченны, локальны, чем возможности конкурентов. Да, в разной степени — но баланс все равно не в нашу пользу.
 
Но главным образом вяжут нас по рукам и ногам не столько экономические показатели или боеготовность Вооруженных Сил, сколько политические характеристики российского государства и российского общества.
 
Мы не имеем единого прикладного понимания — ни в обществе, ни, следовательно, во власти — задач евразийской интеграции в частности и стратегии развития страны вообще.
 
Зато мы имеем «пятую колонну» — и в обществе, и, следовательно, во власти — размером с добрый военный округ.
 
Мы, следовательно, не имеем внятного, внутренне непротиворечивого идеологического проекта — хотя бы (и даже в первую очередь!) на уровне образов и терминов, — к которому без понуканий потянулись бы и граждане Украины, и граждане РФ. Императивы «взаимной выгоды» и «благосостояния» отлично работают на первом шаге интеграции — на шаге Таможенного союза. Но в рамках жесткой глобальной идеологической конкуренции они вторичны, они всего лишь копия, которая по определению уступает западному оригиналу.
 
Нашей пропаганде, следовательно, нечего пропагандировать — кроме действительно триумфальной Олимпиады и, в нашем случае, исторического единства судеб России и Украины. Однако этого, как справедливо отмечает тов. Мараховский, явно недостаточно не просто для противостояния неприятельской пропагандистской машине, но и хотя бы для формального присутствия в украинском информационном поле. Да что там информационное поле — у нас и на Украине, и в самой РФ выросли поколения, которые искренне считают друг друга «иностранцами».
 
Любой из вас, уважаемые читатели, дополнит этот короткий список собственными соображениями.
 
И любой из вас может самостоятельно оценить, что из этого списка является непреодолимой данностью, а что — всего лишь не решенной к настоящему моменту политической задачей.
 
И любой из вас может прийти к выводу, что нет здесь никакой обреченности — все в наших руках и в нашей воле. В том числе — в руках и воле народа Украины.
 
 
*  *  *
 
Надо заметить, что в этих обстоятельствах — как субъективных, так и объективных — политика Москвы вовсе не выглядит лузерской. Особенно если оценивать ее не сиюминутными эмоциями, даже очень сильными, а на дистанции. Причем понимая, что дистанция еще не пройдена, ничего еще не закончено.
 
Да, Москва на украинской поляне «играет черными», а ее конкуренты — «играют белыми». Однако партия не вчера началась, и каждый ход так или иначе меняет ситуацию — независимо от очередности. Как «евромайдан» стал ответом на срыв «евроассоциации», так и грядущий ответ Кремля неминуемо задаст новый формат.
 
В классике мировой политики такая тактика — гнуть свою линию, используя даже свои слабости и даже силу конкурентов, — называется «сталинский базар».
 
А «сталинский базар» требует терпения и точности. И результат его считают по маю 45-го.