Википедия говорит: «Во втором веке до н.э. инженерами называли создателей и операторов военных машин. Понятие «гражданский инженер» появилось в XVI веке в Голландии применительно к строителям мостов и дорог, затем в Англии, Пруссии и России. В русском войске XVI века инженеры назывались «розмыслами».
 

«Исторический словарь галлицизмов русского языка» к 1803 году относит такое толкование понятия инженер:

 

«Военный архитектор, знающий военную архитектуру или фортификацию. Офицер, который вымышляет, делает чертежи, касающиеся осады городов, защищения или укрепления мест. Он должен быть сведущ в математике и гражданской архитектуре. Искусный инженер сверх того должен знать механику, перспективу, физику, историю, географию, и иные, к полезному и распространению ума служащие науки и познания».

 

Люди моего поколения («почти пенсионеры») застали времена, когда молодежь с гордостью носила «ромбы» — академические нагрудные знаки, выдаваемые при окончании ВУЗа. Я и сам ходил с таким значком в тот период жизни, когда носил морскую служебную форму и при этом был инженером-океанологом.

Помню, что в мои детские 1960-е годы быть инженером считалось престижно — это означало, что человек способен овладеть школьными знаниями так, чтобы осилить ВУЗ, способен несколько бесценных лет молодости дальновидно посвятить своему профессиональному развитию, закладывая основы жизненного успеха.
 
А что в те годы считалось жизненным успехом?

В 1950-60-е годы советское кино, литература, государственные СМИ и вольные бардовские песни сформировали образ героя — простого парня, первопроходца, специалиста своего дела.

Люди цельные, новаторски мыслящие и решительные осваивали Арктику, Антарктиду и космос, считая жизненным успехом возможность проявить свои знания и способности в деле. Успехом считалось лидерство в работе, уважение в профессиональной среде и соответствующее труду материальное положение.
 
Своеобразным гимном славы таким первопроходцам стал роман Олега Куваева «Территория».

Неслучайно по этому роману дважды снимались фильмы — в 1978 и в 2014 году. Второй фильм неслучайно снят при поддержке Президента России В.В.Путина, председателя Правительства РФ Д.А.Медведева, ряда министров, мэров и губернаторов.

Приятно, что я когда-то работал под руководством однокурсника автора романа и имел честь знать людей из достойной и мужественной среды первопроходцев.

Побуждающая к размышлениям знаковая повторная съемка фильма говорит о том, что на уровне идеологии государства снова рассматривается тема жизненной роли «настоящих мужиков», ибо что-то в жизни пошло не так.




 

В 1970-80-е годы инженеров стало много.

В успешных и благополучных советских семьях считалось неприличным допускать, чтобы дети не имели диплома ВУЗа. Поддерживая стремление к достойной жизни, государство предоставляло общедоступное бесплатное высшее образование и гарантировало скромно оплачиваемую всеобщую занятость.

Бесчисленные инженеры в те годы обычно занимались простой, спокойной и скромно оплачиваемой исполнительской работой.

Злые языки в то время говорили: «Инженеры делают вид, что работают, а государство делает вид, что платит».

Для местных и партийных властей обычным делом стала краткосрочная отправка многочисленных инженеров и научных работников в подшефные колхозы и на городские овощехранилища, где некому было выполнять подсобные работы.
 
Советский Кодекс законов о труде гарантировал всем равную плату за равный труд, то есть, за труд равной сложности, продолжительности и интенсивности. Ценность труда определялась характером «работания», а не ценностью и конкурентоспособностью результата труда.

Многим нравилась именно такая непоколебимая предсказуемость жизни, оберегавшая всех от «эксплуатации человека человеком». Но энергичные и требовательные к жизни люди задыхались и не находили себе места в атмосфере, названной «годами застоя».
 
Каждый русскоговорящий человек моего поколения в школе непременно слышал слова из романа Н.Островского «Как закалялась сталь»:

 

«Самое дорогое у человека — это жизнь. Она дается ему один раз, и прожить ее надо так, чтобы не было мучительно стыдно за бесцельно прожитые годы, чтобы не жег позор за подленькое и мелочное прошлое и чтобы, умирая, мог сказать: вся жизнь и все силы отданы самому главному в мире: борьбе за освобождение человечества. И надо спешить жить».

 

Куда направлялась уважающая себя молодежь, получившая в школе хорошие знания и мотивирующий удар по самолюбию?

Она спешила жить по-настоящему, поэтому инстинктивно не шла на мебельное или обувное производство, не шла изготовлять детские коляски, сантехнику или легковые автомобили, не шла прибирать гостиницы, асфальтировать дороги или ремонтировать жилье.

Советский уклад жизни подсказывал, что предназначение сильных людей — это борьба. А какая же борьба может содержаться в бесконкурентном плановом производстве изделий и услуг бытового спроса?
 

Уже в 80-е годы стало очевидно, что вложение времени в бесплатное приобретение сложных, но невостребованных инженерных знаний теряет смысл — инженерная деятельность утратила свой «драйв», потеряла привлекательность для деятельных и неравнодушных людей.

Советский строй, подобно сегодняшней Северной Корее, гордился не конкурентоспособным потребительским уровнем жизни, а вооружением, накопленным для защиты скромного быта от враждебного Запада. Поэтому живые характеры и настойчивые умы чаше находили свое призвание в приоритетной для государства военной области или в некоторых технически сложных хозяйственных отраслях.

Детские мечтания будущего Президента России В.В.Путина не случайно свелись к выбору между авиацией, мореплаванием и карьерой разведчика.


Помню, как в свои 17 лет сам мечтал о военно-морской авиации, но по зрению не прошел в рижском райвоенкомате медкомиссию для поступления в Ворошиловградское высшее военное авиационное училище штурманов.

Сегодня Ворошиловград именуют Луганском, и там недавно затихли смертельные бои. Люди в Донбассе оружием пытались решить проблемы, раздражающе накопившиеся в жизни моего поколения гражданских и военных инженеров.

Стрельба прервалась зыбким перемирием, но если мы не хотим разрастания русскоязычной войны, нам нужно лучше понять самих себя и причины воинственности, распирающей русскоязычное пространство.
 

К концу 1980-х годов в среде инженеров созрели вопросы — почему при всеобщей трудовой занятости водка, мыло, сахар, стиральный порошок и другие несложные товары продаются по талонам и как на инженерскую зарплату полноценно кормить наших детей, если без знакомства с работниками торговли трудно купить отсутствующее на прилавках мясо, масло, сметану, фрукты и т.д.?

Вопросы эти породил наш быт, а не «злобные голоса западных пропагандистов».
 
Напомню патриотичным читателям, что в советском государстве в инженеры не допускались люди, публично сомневающиеся в коммунистических идеях — все мы формально сдавали экзамены по истории компартии, политэкономии, научному коммунизму.

Любой, кто вздумал бы вникать в изучаемые идеи и критиковать марксизм-ленинизм, безнадежно испортил бы себе всю дальнейшую жизнь, так как был бы причислен к разрушителям государствообразующей идеологии (или «духовных скреп» по-современному). Отношение к курсу общественных наук практически разделяло выпускников ВУЗов на два «сословия» — на «технарей» и на «управленцев».

Русскоязычным «технарям» разрешалось молча не понимать, как функционирует общество, а «управленцам» разрешалось не понимать законы природы и другие технические подробности. От «управленцев» при этом требовалась образцовая идеологическая лояльность и житейски смекалистое управление государством.
 
Советские «технари», в том числе и военные, привычно подтрунивали над управленцами-политруками, но побаивались их и подчинялись им.

На постоянный негромкий вопрос «технарей» — что у вас там происходит, почему советскую экономику так трясет? — политруки-управленцы бодро отвечали: все под контролем, все очень научно, в соответствии с указаниями вождей мирового пролетариата.

Так продолжалось до тех пор, пока толкователей «научного коммунизма» недовольная жизнью толпа не выставила вон из кабинетов, мирно, но решительно отобрав у них власть.
 
И что дальше?

Русскоязычное пространство «зачем-то» вернулось к капитализму. Не исключено, что это произошло случайно, неосмысленно, непродолжительно и не всерьез.


Кто научно и русскоязычно убедительно сформулировал, в чем заключались ошибки «научного коммунизма»? Только ли в давних сталинских лагерях было дело? Непонятно, каким России видится современный русскоязычный капитализм? Никто научно-популярно не объясняет — какова в современном мире роль капиталистов, чем они занимаются на производстве конкурентоспособных товаров и в жизни современного государства?

Непонятно, какие специалисты сегодня отвечают за безопасное политическое и экономическое развитие русскоязычного пространства? Экономисты? Политологи? Социологи? Журналисты-пропагандисты? Историки-патриоты? Политтехнологи? Пресс-секретари? Госбезопасность и контрразведка?
 
Идеологическая послушность и исполнительность поколения русскоязычных гуманитариев уменьшает вероятность того, что гуманитарии осмелятся искать системные причины растущего в «русском мире» раздражения и воинственности.

К счастью, в русскоязычной среде естественных наук невозможен такой сокрушительный системный крах, какой постиг русскоязычные общественные науки.

В отличие от общественных, русскоязычные естественные науки не так глубоко делились на «классово наши» и «классово чуждые». Математика, физика, химия — она общая для русскоязычного пространства и для всего мира.

Инженеры сильны и ценны своим профессиональным умением длительно фокусировать внимание на решении проблем, сильны бесстрастной проверкой своих рассуждений на противоречивость.

Но русскоязычное инженерство, при всех сугубо профессиональных достоинствах, легко уязвимо в своем запальчивом отвращении к пониманию экономико-политических процессов, в своем стремлении общественные явления воспринимать «сердцем», а не рассудком.
 

Учеба и трудовая жизнь «технаря» обычно длится лет пятьдесят и более. За это время меняются технологии, могут начаться и закончиться войны, могут измениться границы государств, может даже смениться общественно-политический строй и в связи со сменой строя как-то преобразуются классовые отношения.

«Технарь» знает, что всю жизнь должен следить за технологическими новинками, если хочет быть профессионально востребованным. А вот о том, что важно следить и за изменениями классовых отношений «технаря» во время обучения не предупредили.

Мое поколение русскоязычных «технарей» состарилось с уверенностью, что классовые отношения и всякая другая «политическая чепуха» мало связана с возможностями работы в профессии.
 
Казалось бы, отношения классов ясны и просты.

«Настоящими мужиками», героями унижающе несправедливой современности советское поколение «технарей» считает себя.

В те годы, когда советские «технари» увлеченно учились и работали, часть сегодняшних «буржуев» фарцевала, нагло нарушала законы ради «сладкой жизни» на западный манер.

Сегодня многие «технари», несмотря на честно и правильно прожитую жизнь, потеряли профессию, потеряли смысл своих усилий, а бывшие советские антигерои получили все, о чем мечтали.

Советские «капиталисты» всегда казались аферистами и недостойными внимания личностями, поэтому нечего их здесь обсуждать — «про таких не поют!»
 

На протяжении 70 советских лет государство было единственным верным партнером и работодателем инженеров.

Инженеры были нужны государству в первую очередь для внешней политики, для государственных военно-оборонных дел.

Родившись как военная специальность, инженерство в русскоязычном мире так и не стало уважаемым многоотраслевым невоенным занятием, ибо частный предприниматель-капиталист, как требовательный покупатель инженерного труда, был немыслим в социалистической системе производства.

В капиталистическом мире потребительские товары производят частные предприятия. Предприниматель по праву владельца частного бизнеса определяет — что производить, на каких рынках и по каким ценам продавать, какое сырье, какое оборудование и каких работников с какими знаниями выбрать, чтобы продукция предприятия была конкурентоспособной. Предприниматель, как аккумулятор в машине, дает начало движению предприятия.
 
 

Могут ли хорошие инженеры не состоять в трудовых отношениях ни с капиталистом, ни с государством?

Нет, не могут, так как не имеют доступа к новым технологиям и теряют профессиональные навыки.

Могут ли хорошие инженеры самостоятельно, без участия капиталиста, производить конкурентоспособные потребительские товары?

Нет, не могут, так как не владеют предприятиями и не имеют права принятия окончательных решений.

А может ли капиталист-предприниматель сам быть хорошим инженером?

Может, если получил хорошее образование и опыт практической работы.

 
Почему русскоязычное пространство при переходе к капитализму потеряло многие свои производства? Почему бывшие заводы в мирных городах выглядят так, как будто побывали под обстрелом?



Бывшее производство резиновой обуви «Красный квадрат» в Риге осенью 2015 года.

 
Почему остановилось видимое на фото обувное производство? Неужели все работавшие на нем инженеры вдруг утратили необходимые для производства резиновых сапог знания химии, физики, механики и математики?

Русскоязычные «технари» часто говорят, что производства в Латвии разрушили «правящие националисты», уволив с заводов всех специалистов, не владеющих латышским языком.

Однако в русскоязычных СМИ ни со стороны владельцев латвийских предприятий, ни со стороны профсоюзов не слышно утверждений, что политическое вмешательство в кадровую политику частных производств обанкротило бизнесы и ликвидировало рабочие места.

Получается противоречие, в котором нужно разобраться, если мы хотим успешно сохранять себе работу, а не терять годы жизни, пусто и безадресно переругиваясь и жалуясь.
 
С кем и как разговаривать «технарям», неожиданно очутившимся в капитализме?

Очевидно, что по вопросам сохранения рабочих мест имеет смысл общаться с предпринимателями и с профсоюзами, а не с «националистами».

Русскоязычные «технари» часто путают капиталистов с националистами, объединяя всех «не наших» одним советским ругательством — «буржуазные националисты». Во влиятельных русскоязычных СМИ это ругательство уже не появляется, но в настроениях людей еще живет и мешает строить рыночные трудовые отношения.
 
Огромные, успешно работавшие производства исчезли не только в Латвии.

Как «националисты разрушили предприятия» в других регионах? Вот что произошло в Азербайджане с символом советского Баку — Заводом бытовых кондиционеров:

 

«В декабре 1975 года с помощью японской компании «Hitachi» в азербайджанской столице было налажено производство бытовых кондиционеров. Естественно, бакинский завод не выпускал различные модификации, варианты и модели кондиционеров, он выпускал лишь определенного вида оконные кондиционеры. Но в целом, несмотря на их громоздкость, шум и высокую стоимость по советским меркам, данное производство было единственным в СССР, и поэтому оно фактически сразу монополизировало весь рынок. И если в 1976 году на заводе было произведено 56 тысяч кондиционеров, то в 1979-м завод производил по 400 тысяч кондиционеров. Таким образом, Бакинский завод стал крупнейшим на тот момент на территории Восточной Европы. Данные кондиционеры экспортировались на Кубу (в целом за годы производства туда было продано 700 тысяч кондиционеров), в Китай, Иран, Египет и даже в страны развитого мира — Австралию (экспорт достигал 10 тысяч кондиционеров в год) и т.д. На экспорт шло 30-40% продукции, что также вынуждало расширять производство. В итоге к середине 80-х годов, на заводе производилось уже 500 тысяч кондиционеров. При этом серьезным отличием бакинских кондиционеров была их долговечность, хотя повсеместно уже в 80-х годах переходили на производство кондиционеров, которые должны были служить 10 и чуть более лет. В этом отношении бакинские кондиционеры быстро заняли рынки развивающихся и бедных государств. … Впоследствии, после распада СССР, большинство специалистов уехали из страны, а на заводе производство постепенно приостанавливалось. Последние 20 кондиционеров в Баку были произведены в 2007 году. После этого Государственный комитет по вопросам имущества выставил завод на продажу, но оказалось, что покупателей нет…».

 

И еще один пример того, как «капиталистические» условия определяющим образом влияют на огромное и успешное советское предприятие — исключительно по управленческим и экономическим причинам, без всякого влияния «националистической языковой политики» прекратил существование знаменитый АЗЛК — московский Автомобильный завод имени Ленинского Комсомола, выпускавший известные в СССР и за рубежом автомобили «Москвич».
 
Спросим себя — куда пропали наши рабочие места? Почему мы, такие трудолюбивые, хорошо образованные, имеющие долгий и ценный трудовой опыт, любящие свой инженерский статус, оказались не нужны в своих профессиях?

В магазинах мы видим множество бытовых товаров, изготовленных в Китае.

Как же так? Мы помним, что 50 лет назад китайская молодежь была хунвейбинами — «красными охранниками» культурной революции.

Они видели себя такими, как на плакате — молодыми, здоровыми, дисциплинированными, скромно одетыми, простоватыми и не особенно образованными, но решительно шагающими в будущее.

У них не было таких грозных танков-крейсеров-самолетов-бомб-ракет, как у нас, советских «старших братьев», владеющих сложными технологиями.




 
Они пришли в капитализм и участвовали в создании рабочих мест для своих детей и внуков — построили дороги, мосты, электростанции, ВУЗы и заводы.

Мечтали ли мы иметь такие рабочие места, как у них? Или нам не нужны рабочие места на капиталистических предприятиях, производящих всякую буржуйскую потребительскую ерунду?
 
Нашу профессиональную инженерскую гордость вдохновляет не изготовление качественного ноутбука, рыболовного траулера, детской коляски или стирального порошка, а создание оружия, дающего нам великое моральное право контроля над менее правильными, менее миролюбивыми и менее прогрессивными людьми. Наш инженерско-офицерский восторг звучит по поводу заморских российских бомбежек и ракетных ударов:

 

«Сейчас началась сирийская операция. Это уже — просто информационное «избиение младенцев». Чуть ли не каждый день российские ВКС (воздушно-космические силы) демонстрируют через СМИ своим «партнерам» очередные сюрпризы. Камеры крупным планом фиксируют, а журналисты подробно описывают, какие «штучки» висят под брюхом у СУшек, долбящих укрепления ИГИЛ. Вот — управляемые бомбы с лазерным наведением, вот — термобарические монстры, вот — бетонобойные чудовища… А далее показываются кадры, как это добро работает в условиях реальной войны. И хорошо же работает! ... И апофеоз демонстрации достижений «народного хозяйства»: из Каспийского моря за 2000 верст вдруг прилетели 26 крылатых ракет — точно по целям. Обойдя все системы слежения ПВО и одурачив все спутниковые глаза заокеанских «партнеров». Это было роскошно! … Вопрос на засыпку: зачем нужно было шарашить по какому-то сраному ИГИЛу новейшими и дорогущими «Калибрами»? Причем не парой-тройкой, а аж 26-ю? А что тут непонятного? Товарищ Путин показал, что в случае необходимости его войска могут нанести массированный и точный удар по половине континента».

 

Что это за восторг? Бредни свихнувшегося милитариста или жизненное кредо настоящего русскоязычного инженера?

Я отвечу по праву русскоязычного инженера и офицера запаса, мечтавшего в детстве стать военным летчиком.

Мечту о небе мне подарила книга Бориса Полевого «Повесть о настоящем человеке». Это рассказ о летчике Алексее Маресьеве, Герое Советского Союза, в свои 26 лет в бою потерявшем обе ноги, но вернувшемся за штурвал истребителя:

 

«Алексей приподнялся на койке и с видом, с каким шарят по карманам, обнаружив, что потерян важный документ, судорожно провел рукой там, где были ноги. Рука нащупала пустоту. Лишь в эту минуту Алексей вполне осмыслил всю тяжесть потери. Он никогда больше не вернется в полк, в авиацию, вообще на фронт. Ему никогда больше не подымать самолета в воздух и не бросаться в воздушный бой, никогда! Теперь он инвалид, лишенный любимого дела, прикованный к месту, обуза в доме, лишний в жизни. Этого нельзя исправить, это до самой смерти».

 
Маресьев не был милитаристом. Он был мечтателем, влюбленным в небо и любящим жизнь, как писатель Антуан де Сент-Экзюпери и как первая афганская летчица Нилуфар Рахмани.

Запад не может понять, что мы не милитаристы — мы романтичные дети-переростки — нам нравится летать, скакать на лошади и стрелять, плавать под водой, удивлять.

Мы любим, когда люди восхищаются нашим оружием и воинским видом. Такими мы нравимся нашим женщинам и нашим детям.

Мы любим детей, любим другие народы. Ради мира мы готовы убить любого агрессора.

Такие вот мы романтики. И каждый из нас внутри Путин.
 

Почти все мужчины — инженеры моего поколения — офицеры запаса. Армия и милитаризм у нас стиль жизни, стимул творчества и мужского самовыражения.

Сегодня армия многих спасает от жизни в условиях капиталистической конкуренции, спасает от безработицы и служит важным социальным лифтом.

Даже люди, представляющие крупные русскоязычные предпринимательские интересы, признают, что в своих внутренних бизнес — разборках бежали искать защиты у силовиков и у людей, близких силовикам по духу.

Русскоязычный капитализм слаб и не может укреплять в обществе культуру рыночных отношений.
 

Мое поколение русскоязычных «технарей» сейчас в худшем положении, чем наши ровесники из бывших отрядов хунвейбинов — у них не было знаний, но была дисциплина и жизнь состоялась.

У нас есть невостребованные знания, остались соответствующие знаниям жизненные амбиции, но мы потеряли свою мечту, не нашли ее в капитализме.

Упорный человек, получивший хорошие знания, но потерявший мечту, чрезвычайно опасен. Такой человек стремится найти каких-либо виновных и отомстить им за поруганную мечту и за обесцененную жизнь.
 

В современном мире трудно найти применение достижениям русскоязычного инженерства.

Крымчан порадовали по-военному четким возвращением в Россию, где у них зарплаты выросли в два раза.

Когда Донбасс захотел такого же роста зарплат, то этому воспротивился Запад, испугавшись применения эффективного российского оружия в Европе.

Пришлось сворачивать усилия в Украине и начать войну с террористами в Сирии, но это почему-то не понравилось турецким милитаристам, предательски нанесшим России «удар в спину».

Остается открытым вопрос — с кем воевать?

Очевидно, что нигде не хотят большой войны с Россией. Ситуация, когда никто не хочет драки, выигрышна для забияки — ему уступают, чтобы не вступать в открытый конфликт.

Это повышает самооценку у бунтаря — его боятся, следовательно, признают влиятельным, умным и успешным.
 
Российские милитаристы надеются, что милитаризм станет ценным экспортным товаром:

 

«Возможно, на наших глазах происходит формирование новой роли России в современном мире. Если американцы предлагают и экспортируют «свободу и демократию», то Путин, вероятно, нащупал новый экспортный продукт — организованную борьбу с терроризмом в виде набора конкретных инструментов».

Милитаристы при этом умалчивают, что стабильно высокому спросу на борьбу с терроризмом лучше всего служит тайная поддержка этого самого терроризма — таков простецкий бизнес-проект в духе «military».
 
Русскоязычные экономисты от чистой души предлагают Европе европейско-российский альянс.

У такого союза государств видится широкий потенциал — от совместного освоения российских природных богатств и территорий, расширения общеевропейского рынка до новых уровней влияния сторон как потенциально самой мощной военной сверхдержавы и доминирующей силы в Евразии.
 

Люди не воюют с теми, с кем торгуют, и не торгуют с врагами. Торговать можно, если налажено производство конкурентоспособных товаров. Если нечем торговать, приходится воевать. Подавать поводы для новой войны легко тем, кто изначально, по своим внутренним жизненным причинам, воинственно настроен.

Европе есть чем и есть с кем торговать, поэтому Европа войны не хочет.

Бернар Кушнер, бывший министр иностранных дел Франции, говорит:

 

«И никто не знает толком, что делать с Путиным в Сирии, — ни мы, ни Штаты. У Путина огромная армия. А у нас, например, в Европе ее нет. … Если кто и унизил Россию, то это коммунизм. Когда коммунистический режим рухнул, изменился мир. Время противостояния двух сверхдержав закончилось. И это «унизило» людей, которым нравилось чувствовать себя частицей одной из двух держав».