Взгляд сбоку
11.07.2016
Вадим Радионов
Журналист
Что в голове у диктатора
Если не он, то кто?
-
Участники дискуссии:
-
Последняя реплика:
Вадим Гилис,
Лилия Орлова,
Александр Гильман,
доктор хаус,
Андрей (хуторянин),
Lora Abarin,
Леонид Соколов,
Stas Petrov,
Александр Кузьмин,
Евгений Лурье,
Борис Бахов,
Марк Козыренко,
Дмитрий Моргунов,
Владимир Соколов,
Инна  Дукальская,
arvid miezis,
Андрей Жингель,
Владимир Иванов,
Александр  Сергеевич,
Сергей Радченко,
Vladimir Kirsh,
Игорь Чернявский,
Наталья Морозова,
Элла Журавлёва,
Александр М.,
Александр Швыров,
Виталий Григорьевич Храпунович,
Дмитрий Анатольевич Быков
Наверное, многие из нас задумывались над тем, почему некоторые люди, получая даже толику власти, становятся совершенно другими — бескомпромиссными, надменными, не принимающими другую точку зрения. Мне кажется, что диктатор, управляющий государством, по большому счету, мало чем отличается от «домашнего тирана».
В начале нулевых, буквально за пару дней до вхождения американских войск в Ирак, мне удалось взять интервью у личного переводчика Саддама Хусейна.
Он утверждал, что весь иракский народ сплотился вокруг своего лидера и не даст иностранным войскам установить в стране свои правила. Переводчик даже сравнивал ситуацию с Великой Отечественной войной. «Когда пришли немцы, встал весь советский народ, от мала до велика. У нас будет то же самое», — заявил он.
И, видимо, чтобы не показаться голословным, добавил, что буквально пару часов назад разговаривал с Хуссейном: тот, мол, пообещал, что американцы на Иракской войне умоются своей кровью.
Кровь действительно пролилась немалая, но вот как в СССР не получилось: Саддама довольно быстро предали, а американцы взяли Багдад буквально за день. Многие иракцы, которые, казалось, еще недавно боготворили своего лидера, уже на следующий день с радостным остервенением срывали его плакаты со стен домов и крушили памятники свергнутому вождю.
Переводчик, как потом выяснилось, сбежал одним из первых.
Нечто похожее случилось и с ливийским лидером Муаммаром Каддафи, которого толпа его соотечественников растерзала перед объективами телекамер. Кто был всем, стал никем. Причем почти мгновенно.
Отношения общества с диктатором строятся почти всегда по одной схеме. Тиран приходит к власти, начинает репрессии, обожествляется, а затем либо умирает на своей должности, либо, что бывает чаще, свергается и проклинается народом.
Весь промежуток жизни, который он проводит у руля, подчинен, по большому счету, только одной цели — удержаться наверху. Потому что свергнутый диктатор — это, как правило, жалкое зрелище.
В Туркмении мне довелось поучаствовать в приеме, который организовал лидер этой страны Гурбангулы Бердымухамедов. К тому моменту он сменил в «должности туркменбаши» скоропостижно скончавшегося президента Сапармурата Ниязова.
Туркмены, присутствовавшие на приеме, относились к Бердымухамедову, будто к божеству: разговоры при его появлении стихали, люди расступались перед ним и чуть ли не на колени падали.
А отлитые в золоте памятники Ниязову, который запретил в стране балет и распорядился заменить названия месяцев в календаре на имена членов своей семьи, стоят в Ашхабаде до сих пор. Самый высокий из них оснащен механизмом, который позволяет ему всегда смотреть на солнце: статуя поворачивается вслед за светилом.
По сути, диктатор приравнивается населением к Богу: мудрый, непогрешимый, сильный и смелый.
«Сталин выступал с трибуны Мавзолея, а мы шли мимо и до хрипоты кричали «Ура! Ура! Ура»… Мы шли вперед, а наши головы были повернуты назад, на него… Это действительно так и было», — рассказывал мне, выступая в программе «Без обид» на канале LTV7, писатель Роальд Добровенский. При этом своего «обожествления» Сталин добился именно террором, считает писатель.
«Я бы не назвал Сталина великим человеком. Его образование было ниже среднего, классов пять. Феномен Сталина — в терроре. Он доказал, что террор способен довести народ до обожания того, кто его на самом деле топчет. Его любили… Но и ненавидели искренне. Он загубил очень многое. Например, ему нужно было расправиться с крестьянством — его уничтожили в 20-х годах прошлого века. А ведь это была соль земли, самые талантливые крестьяне… Те, кто из земли мог извлечь чудеса, были или убиты, или брошены в тайгу. Но они и там выжили, становясь богаче других за счет своих талантов!» — рассуждает Добровенский.
По его словам, альтернатива, конечно, была.
«Если бы он сошел в гроб сразу же после войны — это было бы огромным благом для всей страны. Все, даже Берия, понимали, что стране надо дать дышать. Вы посмотрите, что он делал! Он уничтожал мыслящую элиту — интеллигенцию! Сравните Швейцарию и Латвию в довоенные годы. Латвия была богаче, и ей нанесен огромный урон… И главное — даже не материальный. Срезали всю элиту, все светлые головы полетели…» — сетует писатель.
Лариса Васильева, автор книги «Кремлевские жены и дети Кремля», дочь одного из конструкторов танка T-34 Николая Кучеренко, в интервью на радио Baltkom рассказывала про зловещее впечатление, которое произвел на нее Сталин.
«Однажды, еще будучи ребенком, я столкнулась со Сталиным. То ли у Микояна, то ли у Кагановича, уже точно не помню. Я наряжала елку: залезла на стремянку и пыталась укрепить на макушке дерева праздничное украшение. Внезапно открылась дверь, и вошли какие-то люди. Среди них был низенький мужчина с рыжими волосами и небольшой лысиной, которая сверху была мне очень отчетливо видна. Он посмотрел на меня и бросил одну лишь фразу: «Высоко забралась, больно будет падать». Это был Сталин, а его слова были адресованы ребенку. И они были недобрыми», — вспоминает Васильева.
Есть мнение, что Сталин боялся своего падения с Олимпа. Даже в ребенке, который забрался на стремянку, чтобы наряжать елку, он видел свое будущее. Любой диктатор, возможно, подсознательно понимает, что его распнут сразу после того, как он потеряет власть. Те, кто клянется в любви к нему, первыми же нападут.
Сталину повезло — он сохранил свой статус до самой смерти. И на похороны «божества» в Москве собрались десятки тысяч людей, так что дело даже кончилось страшной давкой, в которой погибли не менее сотни человек (а по некоторым данным, и несколько тысяч). Бабушка моей жены тогда едва выжила: им с подругой, девчонкам-подросткам, чудом удалось выскочить за оцепление, когда началась паника.
Теперь представьте себе, что чувствует человек, которого толпа еще при жизни приравнивает к Богу. Он родился человеком, жил обычной или не совсем обычной, но человеческой жизнью, и в один момент вдруг оказался на, казалось бы, недосягаемой высоте.
Один знакомый журналист, которому удалось взять интервью у тогда еще президента США Джорджа Буша, признался, что у него возникло ощущение, будто бы он разговаривает с Богом. Буш, при всех его противоречиях и развязанных войнах, никакой не тиран, но даже он на впечатлительного человека произвел такое вот «божественное воздействие».
В ситуации, когда большинство людей тебя боготворит, ты и сам рискуешь поверить в то, что стал всемогущим.
В демократических странах, как мне кажется, это сложнее, поскольку СМИ и оппозиция постоянно стараются вернуть лидеров с небес на землю, а в условиях, когда «псы демократии» взяты на короткий поводок, загнаны в клетки или вообще истреблены, ничто не мешает правителю почувствовать себя непогрешимым и всемогущим.
Кинодокументалист Виталий Манский снимал фильм про Владимира Путина сразу после его избрания на президентский пост. В этой картине Путин выглядит стеснительным, очень доброжелательным и демократичным. По просьбе режиссера подходит к окну, позирует, пьет чай с лимоном.
Сегодня, убежден Манский, Путин живет совсем в другой реальности — «божественной». Причем Путин все-таки — авторитарный лидер «лайт»: он не Ким Чен Ын, не Саддам Хусейн, не Пиночет. Но значительная часть российского населения уже причисляет его к лику святых.
Я видел Владимира Путина на саммите НАТО в Бухаресте и на праздновании Дня Победы в Москве. Оба раза я обратил внимание на то, как он себя подает окружающим. Может быть, это субъективно, но впечатление было четкое: мне показалось, что Путин ощущает себя в некотором роде мессией, «отцом нации» — немного уставший, уверенный в себе, осознающий, что если не он, то никто.
С психиатром Ариэлем Резник-Мартовым мы однажды говорили о домашней тирании. Она может проявляться в агрессии и подавлении (муж, который бьет и оскорбляет свою жену, повышая собственную самооценку), а может — в чрезмерной заботе и тревожности.
Хрестоматийный пример — это мамочка, которая даже в летний зной закутывает своего ребенка в теплые вещи, чтобы он не простудился, и контролирует каждый его шаг, чтобы он не поранился. Ребенок в итоге вырастает с кучей комплексов.
На мой взгляд, тираны на государственном уровне ведут себя примерно так же. Причем, не сомневаюсь, многие из них верят, что работают во благо, а не во вред. Однако мы все помним, куда ведет дорога, вымощенная благими намерениями.
Дискуссия
Еще по теме
Еще по теме
Дмитрий Кириллович Кленский
писатель, журналист, общественный деятель
МАССОВАЯ БЕЗРОПОТНОСТЬ ОТ ПОЛИТИКИ РЕФОРМИСТОВ
В Эстонии
Дмитрий Кириллович Кленский
писатель, журналист, общественный деятель
ЮЛЛЕ ПУКК: ПОТЕНЦИАЛ У ЭСТОНИИ ЕСТЬ
Но им не умеют пользоваться
Юрий Алексеев
Отец-основатель
БАТЬКЕ — 70!
Из них 30 он Президент Белоруссии
Абик Элкин
ВРЕМЕНЩИКИ У ВЛАСТИ
Министры, порой, меняются в Латвии чаще, чем времена года
ПРОЧЬ ДЕШЕВЫЙ ТРУБОПРОВОД
ВЫПУСК ПЕРВЫЙ
Куда именно можно стрелять HIMARS"ами из Эстонии и ТайваняТайна сия велика есть?
НИ РУССКОГО, НИ ОЛИМПИАД!
Это не нацизм, Йохан?! Нацизм, нацизм, чистейший нацизм. Абсолютно ничем не замутненный.