Окончание. Начало — здесь и здесь


Прошлогодний языковой референдум стал уже привычным поводом для создания образа врага — «знатоки государственного смысла» публично именуют «Центр согласия» «рукой Москвы, кремлевским проектом, марионетками России» и т.п.

Мне в этой связи приходится объяснять — что я, латыш, делаю в социал-демократической партии Saskaņa, чего еще жду, на что надеюсь, если «теперь наконец то все совершенно ясно с подлинными целями «Согласия»?

Много лет тщательно анализируя ситуацию, прихожу к выводу, что противоречие интересов созрело не между латышами и «нелатышами», не между патриотами и врагами латвийского государства. Противоречие созрело между различными представлениями о латвийском государстве: на одной стороне «горделивые, харизматичные, но государственно непрактичные силы», на другой — «экономически активные, прагматичные, но эмоционально более приземленные силы».

Условно это противоречие можно представить как противоречие двух персонажей в фильме Рижской киностудии «У богатой госпожи».
     
Дама с сережками символизирует «значимую» часть элиты, которая в своих частных интересах создает все новые «государственно-патриотические» минипартии и призывает второй персонаж голосовать за эти приватные партии.

Женщина в платке символизирует более многочисленный средний слой, который в современной Латвии очень стремится к образованию и хочет принадлежать к интеллектуальной элите. (В 2005-2006 учебном году Латвия занимала второе место в мире (уступая первенство Канаде) по пропорции обучающихся — 566 студентов на 10 000 жителей.)

С 1934 года (со времени «патриотического» улманисовского госпереворота в Латвии) средний слой полагался на обещания «носителей государственного смысла» и самостоятельно не создавал государственно значимые партии. За эти 78 лет мы убедились, что, без опоры на влиятельные и долгоживущие политические партии Латвия не могла существовать как самостоятельное государство, в котором государственная власть чувствует ответственность за интересы своих жителей.

Ни один из представленных персонажей не является «лишним» или «враждебным» латвийскому государству. Стороны решают свои отношения. У каждой своя, различающаяся позитивная роль, свой вклад в существование государства, а также свои, различающиеся политические интересы в жизни государства.

Смысл и сама возможность существования государства находятся под угрозой, если персонажи не осознают себя, если стараются играть не свойственную себе роль или приписывают своей роли завышенную ценность.

Отличия интересов, эмоционально отражающиеся на лицах персонажей фильма не становятся менее острыми из-за того, что обе стороны являются исконно латышскими и живут в свободной довоенной Латвии.

А теперь попробуем представить сегодняшний день Латвии — которому из персонажей ближе и понятнее латвийцы-миллионеры и к какой стороне скорее относится средний слой латвийцев из «нелатышских» отраслей? Жизнь вынуждает — и «русские идут» в политику. И значительная латышская часть среднего слоя вынуждена либо заботиться о своих интересах в латвийском государстве, либо покидать Латвию вместе с «нелатышами».

Неужели ускоренное экономическим кризисом осознание политических интересов угрожает латвийскому государству и создает ситуацию, неразрешимую в рамках европейской политической культуры?

Двадцать лет — долгий срок, чтобы убедиться, что «этнические» партии не способствуют развитию Латвии, так как на каждых выборах «знатоки государственного смысла» заставляют нас выбирать между «своими» и «плохими». В промежутках между выборами у нас опять все силы уходят на укрепление взаимопонимания, так как с этими «плохими» мы вместе живем и трудимся.  

Есть обнадеживающие приметы, что в Латвии могут появиться партии, служащие опорой  латвийской государственности — это не партии «для латышей» или «для русских», не партии «для меньшинств», «для манкуртов», «для кангаров» или «для России»:

— У жителей Латвии возрастает чувство общности во время праздников — большинство встречает Новый год по латвийскому времени. Меньшинство отмечает смену года несколько раз: до полуночи — вместе с близкими людьми на Востоке, после полуночи — вмсете с близкими людьми на Западе. В Вентспилсе, возможно, есть люди, которые Новый год отмечают и по местному городскому времени. Все эти отличия понятны и не разрушают чувство общности.

— В Латвии нет ни одного политического лидера, который считал бы второй государственный язык реально достижимой и необходимой целью. Депутат Европарламента Альфред Рубикс сказал: «Считаю, что второй государственный язык в Латвии не нужен, поэтому я как руководитель Социалистической партии ни в каких активностях не участвую и на референдум не пойду».

Сам инициатор сбора подписей, председатель общества «Dzimtā valoda» («Родной язык») Владимир Линдерман пояснил: «Надо понимать, что прошло 20 лет. Мы должны наконец доказать, что русский язык здесь не иностранный. Да, мы максимально подняли планку требований, требуя государственный язык, но возможны различные компромиссные решения — региональный язык, язык меньшинств. Но то, что русский здесь не является иностранным — это факт. Эта концепция, что (русский) язык относится к иностранным, потерпела крах, столкнувшись с реальностью жизни».

— В Латвии есть партии и объединения, чьи выдвинутые кандидаты в депутаты Сейма не подчеркивают свою этническую принадлежность, считая ее частным делом, политически несущественной информацией. Среди таких партий большую поддержку получил «Центр согласия» и Социал-демократичская партия Saskaņa. Анализ результатов выборов свидетельствует, что кандидатов Saskaņa избиратели не продвигают по этнической принадлежности — не вычеркивают «латышских» кандидатов и специально не «плюсуют» «нелатышских». Оценка кандидатов зависит от узнаваемости среди избирателей.

— Saskaņa не является ни «латышской», ни «нелатышской» партией. «Не этническое» позиционирование Saskaņa не означает «анти-этническое» отрицание какой-либо культуры. Saskaņa — европейская по культуре партия Латвии, так как позиционирует себя как европейская социал-демократическая партия. Рабочий язык в Sakaņа — латышский, так как Программа и Устав разрабатывались на латышском языке.


Примечательно, что некоторым «знаковым символам» латвийской государственности объединяющая идеология кажется мешающей и в любое время преждевременной. Например, бывший интелектуальный лидер Атмоды Янис Петерс говорил: «...чем лучше люди живут, тем меньше рождается детей и люди меньше участвуют в политических процессах».

Теперь политологи думают: было бы хорошо, если бы в политической жизни Латвии укрепилось левое крыло, социал-демократия с левыми идеями. Но левое движение появится, когда у нас будет очень богатое государство и очень сильный средний слой. Когда под управлением правых жизнь станет настолько скучной, что люди начнут поддерживать социал-демократические партии».  (Газета “Latvijas vēstnesis plus», Nr.159, 12 октября 2006 года.)


Поверим ли, что для этнических лидеров важнее всего богатое государство и сильный средний слой? Поверим ли, что единство нации возникает от сытой скуки? Поверим ли, что «значимая» часть политической элиты является единственным и незаменимым знатоком смысла существования латвийского государства?