Был теплый летний вечер пятницы 2 августа 1991 года. Республика в это время жила трагикомической жизнью шизофреника с синдромом раздвоения сознания. Как следствие, в стране раздвоились к этому периоду самые разные властные организации и органы, и все шло к тому, что каким-то из них вскоре суждено будет стать донорскими...

Эти медицинские ассоциации занимали меня тем вечером, видимо, потому, что я уже с неделю бюллетенил и на работе бывал только до обеда. Телевидение в этот исторический период уже перестало транслировать позитив внутрь жилищ трудящихся масс, а домашний телефон работника криминальной милиции вообще никогда ни о чем хорошем не оповещал.

Так было и в тот вечер. Трубка телефона, виртуозно копируя голос дежурного по отделу, рявкнула в ухо «сборпотревогебеспорядкивмайори», более объяснять ничего не стала и обозначила исчерпанность информации продолжительными гудками. Абсолютно верная тактика, ибо все мы люди, и в родной отдел милиции поедешь в такой ситуации даже и из любопытства.

Впрочем, все было достаточно предсказуемо — хмельной день монолитного братства ВДВ в дезориентированной от двоевластия стране. И вся «полосатая» тусовка бывших, частично настоящих да и совсем непричастных, спровоцированная кем-то, приехала из Риги прошвырнуться по «Йоменской».

Личный состав отдела сработал очень хорошо. Сейчас для таких целей используют всяческие спецподразделения из хорошо обученных прятать под маской свои лица сотрудников. Тогда мы справлялись сами. На помощь пришли работники отдела на транспорте, и по-моему, какие-то силы дала и Рига. Разношерстную буйную толпу мы оттеснили с Йомас к станции Майори, в сквере напротив фильтровали на буйных и не очень. Буйных задерживали и доставляли в КПЗ отдела, а тех, кто не очень, и остальных прочих неюрмалчан погрузили в специально подогнанную электричку и отправили в Ригу.

За пару часов все рассосалось. Кроме следов массовых драк и столкновений. Напряжение вечера от работников милиции перешло к майорским дворникам, чтобы придать им бодрости и энтузиазма для утренней уборки этих следов.

В этот вечер я второй раз в жизни применил табельное оружие. В какой-то момент, уже после активной фазы беспорядков, когда мы — шестеро сотрудников уголовного розыска (не ложится на язык «криминальная милиция») — ехали на «рафике» в отдел, опять поступила информация о массовой драке где-то в Майори. Мы были ближе всех. В драке принимало участие человек пятнадцать. Все кругом кричат громко: «Милиция! Милиция!» Это до нашего прибытия.

Когда приехали мы, одетые «по гражданке», и, естественно, влезли в драку, чтобы ее прекратить, то простые граждане вокруг поняли это по-своему и решили, что участников драки уже автобусами стали подвозить. Решив это, они еще громче стали кричать: «Милиция! Милиция!» Вот и пришлось выстрелить в воздух, чтобы разъяснить всем — и участникам драки, и зрителям, что милиция точно уже на месте. Помогло.

И вроде все закончилось. Некоторых работников отдела отпустили по домам... Но, как выяснилось, среди задержанных, томившихся у нас в узилище, оказались и сотрудники Рижского ОМОНа, по совместительству — бывшие десантники и нынешние хулиганы. Руководство ОМОНа (который, в отличие от территориальных подразделений, не подчинялся уже МВД ЛР) на призыв из застенков выдвинуло ультимативные требования — задержанных отпустить, дурака не валять.

Первая часть требований была законной, так как действующих сотрудников МВД водворять в КПЗ за административное правонарушение было нельзя. И в общем-то, их там держать, установив их принадлежность к органам, никто и не собирался. Для исполнения первой части требования к горотделу были направлены два омоновских «бобика» с личным составом и полным боекомплектом.

Вторая часть требований была основана на революционном правосознании, царившем в тот период в головах руководства и сотрудников Рижского ОМОНа. Для демонстрации серьезности второй части требования к мосту через Лиелупе подъехал бронетранспортер.

К этому времени — в полном соответствии с местоположением Земли на орбите вращения вокруг Солнца — над Юрмалой установилась тихая августовская ночь. Нет, вру. Со стороны Слоки совершенно неожиданно для нас и для омоновцев на «бобиках» к отделу милиции шумно и лихо подъехали на четырех «Латвиях» около сорока бойцов «белых беретов» (добровольное/незаконное военизированное формирование как бы независимой Латвии. — Прим. ред.). И тоже с полным боекомплектом. Кто их позвал и о чем он думал, я не знаю. Поведать поэтому ничего не могу.

В итоге удивленному небу предстала картина: в самом узком месте города Юрмала — отдел милиции, внутри которого заместитель начальника отдела Валерий Николаевич Сергеев ведет переговоры о процедуре выдачи задержанных омоновцев с их представителем. Метрах в двадцати слева от ворот во двор отдела — два «бобика» со злыми омоновцами, ближе к воротам во двор отдела — одна из «Латвий» «белоберетников», без бойцов.

А все «белоберетники» кучкуются в треугольном скверике справа от ворот во двор отдела и в зеленой зоне жилого дома номер 10 по пр.Дубулту. И все бы ничего, но как-то складывалось впечатление, что сильно недолюбивают друг-друга черные и белые береты. Да и ладно бы. И были бы они просто похожи кто на Паниковского, а кто на Шуру Балаганова, выясняющих сакраментальное «А ты кто такой?»... Если бы не боекомплекты.

Приезд «белых» осложнил переговоры Сергеева с омоновцами, и те для своей безопасности потребовали, чтобы он был у них в заложниках до переезда через Лиелупский мост, где разминались основные ударные силы ОМОНа на бронетранспортере. Через какое-то время под одобрительный гул из «бобиков» из отдела вышли омоновские переговорщики и омоновские страстотерпцы, скинувшие оковы. С собой они вели к «бобикам» и Валерия Николаевича. Его посадили в один из «бобиков».

За всем этим со двора отдела наблюдал оставшийся личный состав. И вот-вот все счастливо закончится и перепугавшаяся было тихая ночь снова вернется в спящий мирный город, но один из героически освобожденных из плена омоновцев задержался у «Латвии» «белых», перед тем как пройти к «бобику»...

И вдруг — раздались команды: «К бою!» Сначала со стороны «белых», тут же и со стороны «черных». Вы знаете! Как они все все красиво сделали! Наверное, уже к тому времени американских фильмов понасмотрелись. Омоновцы эффектно так за открытые двери «бобиков» на колено привстали! «Калаши» взвели! И из стороны в сторону стволами! А «белые», что кучковались раньше, — рассыпались по скверу и «зеленке» у дома, кто за дерево, а кто залег на траву, да с перекатом!

И пятьдесят затворов дослали патроны в патронник! Мне показалось, что от специфического клацанья многоквартирный дом напротив испуганно вжал свой последний этаж в предпоследний.

Бывший во дворе еще один замначальника отдела Иванов скомандовал: «Всем работникам отдела укрыться в глубине двора!» Увидев, что начальник уголовного розыска Николай Бусалов вышел вперед на улицу и пошел к машинам омоновцев, я тоже вышел вперед и пошел в сторону «белых». Все эти клоуны — и «черные», и «белые» — помимо беретов своих были одеты еще и в бронежилеты. На заложнике же Сергееве и на нас с Николаем — только рубашки с короткими рукавами. Лето же.

Сергеев в «бобике», чего-то говорит омоновцам. Бусалов, раскинув руки, стоит перед «бобиками» и убеждает омоновцев прекратить цирк. Я иду на «белых» и говорю: «Я инспектор криминальной милиции по особо важным делам, приказываю разрядить оружие и покинуть город». Я иду, раскинув руки, как и Николай, приказываю, а они... пятятся назад, ползком. А один, что впереди, отвечает: «А мы вам не подчиняемся» — и тоже пятится, пятится ползком.

Это продолжалось секунд 10-15. Я не видел, что происходило сзади, но в какой-то момент старший «белых» дал команду отбой. «Черные» тоже утихомирились. Я подошел к старшему «белых» и спросил, не очень вежливо спросил, а что, собственно, побудило его дать команду «к бою»? Он ответил. На русском языке ответил. Я все помню. «А чего, — сказал он, — омоновец по колесу нашей «Латвии», проходя, ударил?»