Библиотечка IMHOclub
07.12.2014
Владимир Гой (Астапчик)
писатель (бизнесмен)
«Стертые времена»
Запах лихих 90-х
-
Участники дискуссии:
-
Последняя реплика:
доктор хаус,
Mister Zzz,
Александр Кузьмин,
Владимир Копылков,
Нинель Плотникова,
Марина Феттер,
Екатерина Иванова,
Dieu Donna,
Константин Рудаков,
Леонид Радченко,
Илья Нелов (из Тель-Авива),
Ирина Кузнецова,
Сергей Панкратов,
Савва Парафин
От Председателя: наш спикер Владимир Гой (Астапчик) выпустил книгу под названием «Стертые времена». Предлагаю ИМХОклубу прочитать интервью с автором и отрывок из его произведения.
Интервью у Владимира Астапчика взял тоже наш спикер – российский журналист Дмитрий Ермолаев.
— Владимир, Вы написали о начале 90-х в Латвии повесть «Стёртые времена». Так ли на самом деле они «стёртые»? Ведь персонажи Вашей книги любили, работали, жили. Как и все рижане
— Каждый день, что мы проживаем, никогда больше не вернётся, а со временем многое стирается из памяти, напоминая нам о прошлом какими-то отрывочными всполохами. И в основном мы помним только хорошее, всё плохое наша память пытается забыть. Поэтому иногда многие и говорят: «Вот, тогда давно при советской власти было хорошо жить!» Это всё шутки нашей памяти. Если кого-то из нас можно было бы забросить в те времена и поставить в очередь за суповым набором из костей, он бы очень запросился назад. Но, как говорится, не хлебом единым сыт человек. Люди и в правду были добрее друг к другу и слово Любовь имело истинное значение. Это сейчас многие любят тебя за то, что ты богат и плевать насколько ты образован и интеллигентен. Это не только у нас и у вас наверное точно такая же ситуация.
— В повести красной нитью проходит, как мне показалось, мысль, что латышам и русским нечего делить. Что пострадали от «новых времен» и те и другие. Согласны с моим ощущением читателя?
— Нам славянам с латышами делить нечего. Мы так же любим, ненавидим и хотим лучше жить. Мы не меньшие патриоты своей маленькой страны, чем латыши. В начале «новых времён» мы одинаково стремились выжить и очень часто это делали плечом к плечу. А потом непорядочные люди на протяжении многих лет пытались вбить между нами клин, чтобы легче было разделять и властвовать. Простые люди всегда страдают в первую очередь им делить кроме своих «цепей» нечего.
— Ощущение, что персонажи явно не выдуманы. Так ли это?
— Да это так. Все персонажи моего романа реальные люди, многие из которых сейчас живут и здравствуют в России, в Латвии, да и во Франции. Я всегда старался писать о реальных историях из жизни, а не «высасывать из пальца».
— Что Вам самому запомнилось из начала 90-х?
— Что может запомниться из того времени… Это было ужасное время, человеческая жизнь не стоила ни цента. Кто-то пытался хоть, как-то заработать, чтобы прокормить семью, а другие грабили этого труженика, облагая данью. Так все и жили. У нас в Риге безработные доктора наук торговали на базаре. В девяностом я работал барменом в престижном заведении и был по совместительству избран его директором, это было ещё государственное предприятие. Под стойкой на всякий случай у меня лежал добротный немецкий пистолет. Слава Богу, случая не представилось. Это время мне чем-то напоминает «дикий запад» по О.Генри, стрельба, безнаказанные преступления и многое другое.
— Почему именно сейчас Вы решили написать эту повесть, через два десятка лет?
— Скажем так… писать роман я начал уже давно, просто настало время, когда надо было его закончить. Я же пишу не по принуждению или заказу, а только тогда, когда этого хочу. Хэмингуэй, сказал: «Если можешь не писать, не пиши!». И я стараюсь этому следовать. Всегда сочувствовал творцам по принуждению, главная задача которых заработать на «кусок хлеба».
— А не притупилось ли сегодня восприятие тех времён?
— Конечно, притупилось. И многое уже стёрлось! Но многое ещё осталось в памяти. Надо жить настоящим, прошлое из памяти уже стирается, а будущее это просто мечты…Никто не знает, что будет завтра. А книга — это окно в прошлое.
— Латвия в Евросоюзе, десять лет назад начался отсчёт нового, «европейского» времени. Что изменилось?
— Что изменилось? Для меня не изменилось ничего, независимость незаметно ушла, мы обрели двух хозяев, Европу и США. Что говорят, то и делаем. Скажут лаять лаем, прикажут, будем хвостом вилять — демократия.
Ну, присосались мы к Евросоюзу, как комар и сосём из Брюсселя понемногу, жалуясь на свою бедность… Пока дают… Педерасты хвастаться начали, название себе придумали ласковое — гей. В связи с этим стала понятна присказка – «У него всё через …».
— В Латвии хорошо жить когда у тебя есть деньги и ты при власти, а всем тем, кто обычный труженик всё, как всегда и как везде. Быть у нас пенсионером — это значит еле-еле выживать. Ну, с этим у вас тоже не всё хорошо.
Но появилась возможность удрать в страны, где можно заработать и жить более достойно. Молодёжь этим пользуется вовсю. У нас этакий новый «Советский Союз»… Раньше ездили в Москву на поклон, сейчас в Брюссель. В любом случае у нас не так уж и плохо, как во многих других местах, россияне с удовольствием покупают у нас дома и квартиры.
— Что Вы могли бы пожелать российским читателям Вашей книги?
— Я давно не был в России и с россиянами встречался только за границей. Хочу пожелать своим читателям всегда достойно представлять свою страну за рубежом. Когда я много лет тому назад приехал во Францию, мне все очень радовались, как русскому человеку и я приобрёл там много друзей. Спустя десять лет всё изменилось… Туда поехали те, кто полагал, если у него есть деньги, он может себя вести, как хочет. И к нам отношение кардинально поменялось. Любите свою страну! Чтобы, когда кто-то слышал слово Россия, сразу вспоминал не развращённых деньгами людей, а Чехова, Бунина, Пушкина, Майю Плисецкую и многих, многих других, и с радостью протягивал вам свою руку. Мне всегда бы хотелось видеть в России, сильную, достойную и культурную страну, чтобы я мог ей гордиться. И чтобы люди со всего мира стремились переехать жить к вам, не наоборот.
От Председателя (типа – микрорецензия): скажу сразу, эту книгу я прочитал за один присест. Не мог оторваться. Что так понравилось: во-первых, она сюжетно очень увлекательна. Но это не главное, увлекательного чтива сейчас полно. Бывает, попадет в руки такое – проглотишь одним махом, а потом горестно думаешь, на что я трачу свою жизнь? Короче, после книги Владимира Гоя остается приятное ощущение, что «жизнь» потрачена не зря.
Второе: тем, кто прожил (прокрутился, провертелся) «стертые» 90-е годы в сознательном возрасте, будет чертовски интересно вспомнить, как это было. И главное – снова почувствовать дух того легкого безумия эпохи перемен. А передать этот дух Владимиру удалось мастерски.
Третье: автор пишет практически документально, не выдумывая и не додумывая ни события, ни героев. Правда, все герои у него – под вымышленными именами. И тем интереснее узнавать в его персонажах реальные фигуры (я узнал примерно десяток). В общем – читайте, не пожалеете.
Я три дня думал, какой отрывок из книги «Стертые времена» опубликовать на страницах ИМХОклуба. И так крутил, и эдак… Есть в ней главы с острым экшном, есть любовная лирика, есть неожиданные и парадоксальные выводы… В конце концов, решил, что лучшим вариантом будет опубликовать «завязку» всего повествования – 2,3 и 4 главу (всего в книге 35 глав). Попробуйте почувствовать, как начинается закручиваться «маховик» книги.
Владимир ГОЙ
«Стертые Времена»
ГЛАВА 2
Ох, этот легендарный бар «Ленинград»! В нём собирались самые эффектные женщины города и будущие криминальные авторитеты. Каждый выход на работу в бар был всегда связан с новыми, не всегда приятными приключениями. Можно было подцепить на ночь классную девочку, а после работы получить нож в бок от ревнивого бандита.
Да мы и сами были не лыком шиты, но держались довольно осторожно. Под моей барной стойкой лежал добротный немецкий браунинг одной из последних моделей, который не было проблемой достать через нужных людей. Это было необходимой мерой предосторожности. Основная задача — чтобы он оставался «чистым» и из его ствола никого не отправили на тот свет.
Старый мир перевернулся, и на сцене дикого времени появились ранее невиданные персонажи. Поэтому и мы были готовы к любому повороту дел. Конечно, убивать никого не хотелось, но если бы пришлось защищаться, каждый из нас, возможно, нажал бы на этот чёрный воронёный курок. Публика, которая приходила в последние дни старого режима, постепенно исчезала, и её место занимала другая, более наглая, денежная и продажная.
Мы становились точно такими же, им под стать, стараясь ободрать этих новоявленных нуворишей по полной программе. При заказе коктейлей в стакан вместе с соком шло ровно полпорции алкоголя, а они пили и бахвалились между собой, насколько они крепкие мужики и делились своими подвигами на новом поприще: кто-то торговал уворованными где-то станками, а то и оружием, кто шил, а кто-то снимал дань и с тех. и с других.
Мы с лакейскими улыбками покачивали головами и делали им всё новые и новые коктейли. А они распалялись от собственного величия в новом мире и начинали нагло через стойку требовать ещё выпивки:
— Давай по-быстрому налей ещё!
Многие из них даже не подозревали, что иногда эта елейная улыбка может превратиться в нечто совершенно другое и придётся удаляться не через парадный выход на своих двоих, а волоком через чёрную лестницу. Поэтому те, кто уже хоть раз совершил такое небольшое путешествие, сдерживали своих начинавших зарываться товарищей.
Зал был забит до отказа, клубы дыма, подобно серым облакам, висели под самым потолком, вентиляция не могла справиться с этим смогом. В конце зала на танцевальной площадке народ отрывался от души, некоторые даже не выпускали бокалов из рук.
— Генрих, сделай мне ещё один физ, — симпатичная брюнетка продвинула в мою сторону по стойке мятую купюру. Было после двенадцати, и тряска шейкером уже сильно осточертела, но кто же отказывается от денег, да ещё от такой приятной особы.
Поставив перед ней коктейль, я налил себе рюмку водки как знак того, что неделя отработана и впереди семь выходных.
— Ну что, малышка, за хороший вечер!
По именам всех запомнить было просто невозможно, и они проходили под временными прозвищами, разными малышками, солнышками, заиньками.
Я опрокинул стопку водки, а она продолжала сидеть за стойкой в надежде на продолжение сегодняшнего вечера. Словно не знала моего прозвища среди местных клиенток — Генрих-динамист, которое по большей части соответствовало действительности.
Когда зал очистился от разгорячённой публики, и Янка запер за последними посетителями дверь в бар, мы сдвинули столы, разложили закуску и вылили в большую фруктовую вазу несколько бутылок водки. Это была наша традиция — так заканчивать рабочую неделю и снимать накопившуюся усталость и стресс.
Я усадил поближе к себе эту новоиспечённую подругу, пока ещё даже не зная её имени, да и не слишком интересуясь — всё равно забыл бы ровно через десять минут.
Пили по старшинству: первым отхлебнул наш метрдотель Игорь, после него чаша перешла ко мне, я любезно протянул её новой знакомой, она пригубила и поперхнулась, напустив туда слюней. Янка злобно крякнул, взял у неё вазу и вышел на мойку, оттуда послышался плеск вылитой водки, а затем — звук открываемых пробок.
Вскоре ваза вернулась, но уже до краёв наполненная коньяком. Мы довольно заулыбались — нет худа без добра. Откуда-то появился нарезанный лимон с сахаром, и по кругу пошла гигантская «Николаевка», обходя только нашу новую слюнявую подружку, ей отдельно плеснули ароматной жидкости в фужер для воды.
Пока все окончательно не захмелели, Янка перебрался через высокую спинку мягкого кресла и стал раскладывать по стопкам заработанные за сегодняшний вечер деньги. К его рукам никогда не «прилипало›› лишней купюры, мы были уверены в нём на все сто. Этот вопрос не касался метрдотеля, он делил свою выручку со швейцаром, но иногда и мы в удачные дни скидывались ему на премиальные.
Брюнетка, изрядно захмелев, уже перестала обращать на меня внимание и переключилась на официанта Андрея, время от времени призывно заглядывая ему в глаза. Меня это только радовало — не придётся смываться от неё или в крайнем случае платить за такси, чтобы её довезли до дома. «Пора сваливать», — подытожил Янка, одним мощным глотком осушив чашу до дна.
Поставив столы на место, более или менее прибрав, мы пошли к выходу, оставив небольшой бардак в зале на совести ночной судомойки и уборщицы. После часа ночи город был почти пуст, только редкие такси с жёлтыми и зелёными огоньками сновали по дорогам, развозя подгулявший народ.
Мои приятели расселись по своим машинам, кивнули на прощание друг другу, расставаясь на целую неделю, и разъехались каждый в свою сторону
ГЛАВА 3
Понедельник — самый приятный день после недельной смены у стойки бара. Ты лежишь в постели и наслаждаешься тем, что впереди ещё целых шесть выходных. За окном каждые пятнадцать минут проносятся электрички и скрипят тормозами у ближайшей станции. Если в другое время меня это жутко раздражало, то сейчас даже как-то нравилось.
Стук на кухне, возле плиты, где хлопочет с завтраком моя жена, тихие шажки наших двоих малышей, с любопытством заглядывающих в комнату в надежде, что папа уже проснулся. Я лежу с закрытыми глазами и не подаю виду, что не сплю. Тогда ко мне подходит младший, теребит за волосы.
— Паааап, ты не спишь?
Я открываю глаза, и через мгновение мальчишки оказываются под моим одеялом, обнимая с обеих сторон. И тут на меня наваливается прилив абсолютного счастья. Мы заново засыпаем втроём, но длится это недолго.
— Вставайте, лежебоки, пора кушать!
Я вскакиваю первым — запах жареной яичницы с луком и аромат горячего кофе меня просто подхлёстывают. А братишки продолжают тихонечко сопеть, согревшись под одеялом.
Наступила выходная неделя. Ресторан «Юрас перле» нависал над пляжем, словно корабль на стапелях, готовый в любую минуту сорваться и отчалить от берега в далёкие страны. Мне он напоминал наступившее время: ты ещё полностью привязан к старой жизни, и она удерживает тебя своими незримыми канатами. Но ты уже напрягся и готовишься их порвать, чтобы идти к чему-то новому.
Неопределенность пугает, ты всё равно держишься одной рукой за этот воображаемый, но надёжный стапель, как я изо всех сил держался за барную стойку, которая благополучно кормила мою семью и даже позволяла жить относительно безбедно. А тут перед тобой открывается целый океан возможностей с губительными штормами и одинокими волнами-убийцами. Но и с такими же бесконечными возможностями заработать на развале великой империи.
Этого пса мне привезли из Москвы. Чёрный, с жёлтыми носками на лапах и пятном на груди, висячими, как у спаниеля, но более короткими ушами, это был один из первых ротвейлеров в Риге. Он напоминал мне заводную игрушку, которая всё время рычит и без передышки жрёт всё, что попадётся под его чуткий нос и крепкие зубы. Не очень долго думая, я назвал его Стреем, на это короткое и звучное имя он почти сразу стал отзываться.
Мы с ним бежали по пляжу вдоль берега моря. Щенок старался изо всех сил, поскуливая и поглядывая на меня снизу вверх — вдруг я смилостивлюсь и пойду шагом. А он будет путаться у меня в ногах, пытаясь подпрыгнуть повыше и лизнуть мне руку, выражая свою любовь.
Откуда-то с неба камнем свалился большой баклан, едва не задев моего маленького друга острыми цепкими когтями, но вовремя одумался, поняв, что поднять добычу ему будет уже не под силу. И промчался над ним, на секунду накрыв своей тенью, взвился вверх и полетел в сторону моря.
Баклан напомнил мне поговорку старого друга: есть кусок хлеба — отщипывай маленькими кусочками и не пихай целиком в рот, а то подавишься.
Как приятны эти минуты, когда ты можешь медленно бежать, подставив ветру лицо, о чем-то мечтать, ощущать, что жив, полон сил, словно в этом беге к чему-то стремишься!
За моей спиной послышались быстрые, ритмичные удары кроссовок по мокрому песку.
— Привет! Что сачкуешь, бежишь, как старая баба? Давай поднажмём!
Это меня поприветствовал один из работников нашего братства из ресторана «Йома» по прозвищу Кассир. Ему было уже под шестьдесят, но его здоровью и духу мог позавидовать и двадцатипятилетний, которых он часто раскладывал вдоль дверей своего заведения за неуважительное отношение к старшим, то бишь к самому себе. Поэтому он и тренировался изо дня в день: бегал, как лось, вдоль моря. Потом стучал кулаками по мешку или висел, как попугай, вниз головой на перекладине, считая, что от прилива крови к голове улучшается работа мозга. В последнее я не верил.
Я поднапрягся и рванул за ним к неудовольствию Стрея, который уже совсем выбился из сил. Через пару километров почувствовал, что мне явно не хватает воздуха, и нашёл отличный повод прекратить это соревнование на выносливость.
— Не могу так быстро бежать — щенок сдохнет.
Кассир любил животных больше, чем людей, и бросил на бегу:
— Тогда не мучай собаку, я на обратном пути вас догоню! — и рванул в сторону устья реки Лиелупе, а я развернулся и перешёл на обычный темп, с благодарностью глядя в глаза своего маленького друга: «Вот ты и спас меня от поражения в беге на длинную дистанцию!»
Уже когда я подбегал обратно к «Юрас перле», за мной послышался знакомый стук кассировых кроссовок о сырой песок. Мы с ним остановились одновременно.
— Ну что, поговорим? — загадочно поинтересовался Кассир.
— Поговорим. — в тон ему ответил я.
— Недавно встретил тут Афганца-мясника, помнишь, что в Афганистане воевал? Предлагает бригаду создать для защиты интересов.
Афганца я знал давно, он был отличным и надёжным другом. Одышка после бега у меня уже прошла, и я наблюдал за своим питомцем, который норовил сожрать какую-то обёртку.
— Какие, на хрен, интересы?! Вы собираетесь трясти начинающих бизнесменов? – без обиняков в лоб спросил я, — Может, и меня трясти будете, если что начну?
Кассир поджал губы, и даже мышцы рук у него напряглись.
— Ну ты скажешь, ты же свой!
Я, чтобы не было никаких обид, по-дружески ответил:
— Ты же знаешь, что я ночами головы не поднимаю от пишущей машинки. Пишу свои рассказы. Ты что, хочешь, чтобы я стал летописцем ваших будущих славных дел? А за себя я и сам постоять могу, ты меня знаешь!
Кассир согласно кивнул головой и перед тем, как мы пожали на прощание руки, сказал:
— Всё равно ты с нами.
— В этом можешь даже не сомневаться, — подтвердил я, и мы пошли в разные стороны.
Я шёл и обдумывал предложение, которое мне было определенно не по душе, но ожидалось уже давно. Каждый из нас выбирал себе дорогу в этом, ставшем новым и старом мире.
Первые дни недели пролетели, как один день, и на носу уже снова была пятница. Ещё два дня, и надо будет снова возвращаться к стойке, трясти шейкером, полным льда. Водки и лимонного сока с яичным белком.
В воскресенье уже начинался предстартовый мандраж, как перед выходом на ринг. Перед глазами то и дело представлялись нестандартные ситуации, которые возникали почти каждый день, и их приходилось решать разными способами. В семье я был мягкий и почти пушистый, а как только за мной захлопывалась входная дверь, весь собирался, оставив там, дома, всю свою доброту и человеколюбие.
В фойе ресторана рядом с метрдотелем как гарант безопасности нашего заведения стоял швейцар Марк. Его внешний вид был безупречен: прекрасно подогнанный костюм, накрахмаленная белая рубашка и элегантная бабочка. Женщинам он нравился безумно, как и они ему. Но это совершенно не значило, что кто-то из этих любвеобильных красавиц сможет пересечь линию входа без определённой платы. Заработок и флирт тут путать было нельзя. Иначе можно остаться на бобах.
В прежние времена мы почти этой же командой работали на морском вокзале, где по вечерам приходилось успокаивать разбушевавшихся докеров и моряков с ледокола «Красный», на котором служили почти все штрафники Рижского пароходства. И это, как правило, удавалось на славу, только потом всегда оставались небольшие незаживающие ссадины от чьих-то зубов на костяшках кулаков.
ГЛАВА 4
Первый день новой смены начинался вполне прилично. По ступенькам, устланным бордовым с узорами ковром, на третий этаж, где находился ночной бар, поднимались первые посетители.
На столах стояла закуска, которая входила в стоимость входных билетов: обычно это был сырный салат, какие-то канапе и минеральная вода, в лучшем случае мандариновый сок, что в то время считалось очень даже приличным напитком. Он, конечно, немного отдавал горечью, его, наверное, давили вместе со шкурками, но запивать им водку было просто отлично.
Потом, ближе к вечеру, каждому клиенту выносили по пицце, которые больше напоминали ватрушки, набитые нарезанной колбасой с луком, щедро политые кетчупом, а сверху лежала нашлёпка из обычного российского сыра. Народу это нравилось, тем более что других пицц тогда и не было.
— Три физа, — Андрей положил мне на стойку первые чеки.
Я быстро посмотрел в зал, чтобы видеть, кому он их несёт.
— Там всё о'кей, три местные, постоянные.
Я быстро заполнил шейкер льдом, залил туда ингредиенты и в такт звучащей из колонок музыке принялся взбивать холодную дурманящую жидкость. Уже через минуту я наполнил до краёв три бокала, украсил долькой апельсина и поставил на стойку.
Через час все свободные столики в зале были забиты до отказа, словно сегодня пятница. И только возле барной стойки сиротливо стояли высокие мягкие стулья в ожидании какой-нибудь аппетитной женской попки.
Но тут вместо приятной незнакомки в дверях показался известный местный авторитет. Он расхлябанно, вразвалочку подошёл к стойке и через губу, словно плюнув, процедил:
— Водочки, быстро!
Конечно, если бы это была женщина, я бы, без всяких сомнений, налил ей как можно быстрее, но в его словах было столько пренебрежения и уверенности в безнаказанности, а мне это было не по душе. Андрей стоял перед входом на кухню и краем глаза наблюдал, что будет дальше. Переборов себя, я улыбнулся ему, словно увидел родного брата:
— Извините, у нас обслуживают только у столиков.
Его глаза налились злобой.
— Ты чо, не понял, чмо? — он встал на медную трубу, обрамлявшую стойку и, харкнув, набрал полный рот своей вязкой пьяной слюны и плюнул, пытаясь попасть мне в лицо. Я резко отскочил в сторону, заряд пролетел мимо и повис на гобелене за моей спиной, и в следующую секунду я наградил этого наглеца резким боковым справа в челюсть, и мне показалось, что она должна была слететь у него с салазок — удар пришёлся чуть выше, чем надо. Быстро выскочив из-за стойки, я увидел, как он уже вполне мирно лежит на спине и слегка похрапывает.
— Нокаут, — прокомментировал Андрюха, — Но от этого мудака потом можно ждать проблем.
Взяв за руки эту расслабленную, еле подъёмную ношу, мы потащили его через запасную лестницу к центральному входу, чтобы не пугать его видом мирных посетителей.
— Ни хрена себе! Это кто Митяя так окучил? — спросил Марк.
Я как-то виновато пожал плечами.
— Марк, поверь, и не собирался! Наглый, гад, и ещё плюётся! — и в двух словах обрисовал ситуацию.
— Вони будет! Как от дерьма! Да ладно, разберёмся.
Конечно, я был уверен в своей правоте, но вот получить где-то из-за угла нож в спину уж очень не хотелось. И всё равно весь остаток дня я провёл как на иголках. Уже под закрытие наверх поднялся метрдотель Игорь и немного меня успокоил:
— Этот, когда пришёл в себя, всё завалить тебя обещал, но Марк предупредил, что если на тебя случайно кирпич упадёт или ещё что, то пускай сразу покупает себе белую простынь и забивает место на кладбище! Ну и он сразу как-то сник. Меня наконец отпустило.
— Спасибо, Игорь!
— Не за что, всё было по делу, быдло учить надо! Марку спасибо, так что не волнуйся!
В этот вечер я приехал домой около часа ночи, меня, как всегда, ждали, и свет лампы через окно на кухне светил мне уютным маяком. Удачно прожит ещё один день. Я дома, жена идёт в спальню, ложится и спокойно засыпает, а я сажусь к своей допотопной печатной машинке и начинаю выстукивать первые строчки своего нового рассказа, который мне навеяли сегодняшние события.
Первые несколько предложений ложатся ровно, но потом мысли разбегаются. Я смотрю за окно, где в темноте дует ветер, раскачивая уличные лампы на деревянных столбах. Блики жёлтого света гуляют из стороны в сторону. Сегодня не пишется, я оставляю это занятие и через минуту уже нежно обнимаю самую большую свою драгоценность в жизни.
Листы с текстами разных рассказов разбросаны по всей комнате, словно я так же плодовит, как Александр Дюма. Я собираю их, складываю, скрепляю и отправляюсь к своей приятельнице Эллочке, которая живёт через дорогу от меня. Её муж — известный журналист, а она просто очень добрый человек, которому нравится то, что я пытаюсь писать.
Пока она читает. я. как нерадивый школьник, поджимаю под стул скрещенные ноги и жду её честного приговора. Она читает лёжа, она тяжело больна и без стона не может сделать и шага. Но я для неё как окошко в непонятный для неё мир, в котором я живу.
Когда она перевернула последний лист, раздался её надсадный от вечной боли голос, обращённый в соседнюю комнату:
— Сашка, иди почитай, как писать надо!
Я краснею до ушей: она осмелилась мою писанину ставить в пример своему мужу-профессионалу! Но Сашка выходит из комнаты, на его лице нет никакой реакции на эту колкость, он забирает моё творение и уходит его читать. Мне приходится опять сидеть в напряжении, словно я ожидаю вердикт Верховного суда.
Слышу его кряхтенье за стеной и приглушённый смех, мне становится не по себе.
Он возвращается с довольной улыбкой:
— Очень неплохо, я поговорю, чтобы его напечатали в газете «Юрмала».
В порыве радости я обнимаю Эллочку и долго жму руку Саше оттого, что я, быть может, увижу в газете свой первый рассказ. Это рассказ о любви и смерти с диссидентским названием «Невозвращенец». До этого я видел только короткие заметки о себе на доске объявлений в управлении торговли, где всю нашу смену клеймили за драку с экипажем пассажирского судна.
По пути на работу я встретил друга детства Витьку Коршунова, который рассказал мне об увлекательной поездке в тайгу в поисках внеземных цивилизаций. Меня уже давно безумно интриговали многочисленные статьи о каких-то невероятных, фантастических встречах, и я спросил:
— Ну а ты что-то видел?
Он был немногословен:
— И даже больше!
В этот момент я понял, что мне это нужно больше всего на свете. Захотелось чего-то необычного, чистого, вселенского. Появилось стремление к другой жизни. Не просто стачивать зубы, набивая живот, а жить во имя чего-то высшего. И, не особо рассчитывая на что-то, я спросил:
— А ты туда ещё поедешь? Можешь меня с собой взять?!
Витька посмотрел на меня сквозь стёкла очков и, улыбнувшись, сказал:
— Знал, что ты загоришься! Я не поеду, но тут собирается одна экспедиция, могу с ними поговорить!
К вечеру он позвонил мне и сказал:
— Они берут тебя с собой, вылетать послезавтра в Пермь. Теплую одежду не забудь, там может быть холодно…
П.с. от Председателя: оборвавши цитату из книги на увлекательном месте, предлагаю уважаемым ИМХОклубцам прогуляться до книжного магазина и дочитать ее уже с бумажного листа. Она того стоит.
Интервью у Владимира Астапчика взял тоже наш спикер – российский журналист Дмитрий Ермолаев.
— Владимир, Вы написали о начале 90-х в Латвии повесть «Стёртые времена». Так ли на самом деле они «стёртые»? Ведь персонажи Вашей книги любили, работали, жили. Как и все рижане
— Каждый день, что мы проживаем, никогда больше не вернётся, а со временем многое стирается из памяти, напоминая нам о прошлом какими-то отрывочными всполохами. И в основном мы помним только хорошее, всё плохое наша память пытается забыть. Поэтому иногда многие и говорят: «Вот, тогда давно при советской власти было хорошо жить!» Это всё шутки нашей памяти. Если кого-то из нас можно было бы забросить в те времена и поставить в очередь за суповым набором из костей, он бы очень запросился назад. Но, как говорится, не хлебом единым сыт человек. Люди и в правду были добрее друг к другу и слово Любовь имело истинное значение. Это сейчас многие любят тебя за то, что ты богат и плевать насколько ты образован и интеллигентен. Это не только у нас и у вас наверное точно такая же ситуация.
— В повести красной нитью проходит, как мне показалось, мысль, что латышам и русским нечего делить. Что пострадали от «новых времен» и те и другие. Согласны с моим ощущением читателя?
— Нам славянам с латышами делить нечего. Мы так же любим, ненавидим и хотим лучше жить. Мы не меньшие патриоты своей маленькой страны, чем латыши. В начале «новых времён» мы одинаково стремились выжить и очень часто это делали плечом к плечу. А потом непорядочные люди на протяжении многих лет пытались вбить между нами клин, чтобы легче было разделять и властвовать. Простые люди всегда страдают в первую очередь им делить кроме своих «цепей» нечего.
— Ощущение, что персонажи явно не выдуманы. Так ли это?
— Да это так. Все персонажи моего романа реальные люди, многие из которых сейчас живут и здравствуют в России, в Латвии, да и во Франции. Я всегда старался писать о реальных историях из жизни, а не «высасывать из пальца».
— Что Вам самому запомнилось из начала 90-х?
— Что может запомниться из того времени… Это было ужасное время, человеческая жизнь не стоила ни цента. Кто-то пытался хоть, как-то заработать, чтобы прокормить семью, а другие грабили этого труженика, облагая данью. Так все и жили. У нас в Риге безработные доктора наук торговали на базаре. В девяностом я работал барменом в престижном заведении и был по совместительству избран его директором, это было ещё государственное предприятие. Под стойкой на всякий случай у меня лежал добротный немецкий пистолет. Слава Богу, случая не представилось. Это время мне чем-то напоминает «дикий запад» по О.Генри, стрельба, безнаказанные преступления и многое другое.
— Почему именно сейчас Вы решили написать эту повесть, через два десятка лет?
— Скажем так… писать роман я начал уже давно, просто настало время, когда надо было его закончить. Я же пишу не по принуждению или заказу, а только тогда, когда этого хочу. Хэмингуэй, сказал: «Если можешь не писать, не пиши!». И я стараюсь этому следовать. Всегда сочувствовал творцам по принуждению, главная задача которых заработать на «кусок хлеба».
— А не притупилось ли сегодня восприятие тех времён?
— Конечно, притупилось. И многое уже стёрлось! Но многое ещё осталось в памяти. Надо жить настоящим, прошлое из памяти уже стирается, а будущее это просто мечты…Никто не знает, что будет завтра. А книга — это окно в прошлое.
— Латвия в Евросоюзе, десять лет назад начался отсчёт нового, «европейского» времени. Что изменилось?
— Что изменилось? Для меня не изменилось ничего, независимость незаметно ушла, мы обрели двух хозяев, Европу и США. Что говорят, то и делаем. Скажут лаять лаем, прикажут, будем хвостом вилять — демократия.
Ну, присосались мы к Евросоюзу, как комар и сосём из Брюсселя понемногу, жалуясь на свою бедность… Пока дают… Педерасты хвастаться начали, название себе придумали ласковое — гей. В связи с этим стала понятна присказка – «У него всё через …».
— В Латвии хорошо жить когда у тебя есть деньги и ты при власти, а всем тем, кто обычный труженик всё, как всегда и как везде. Быть у нас пенсионером — это значит еле-еле выживать. Ну, с этим у вас тоже не всё хорошо.
Но появилась возможность удрать в страны, где можно заработать и жить более достойно. Молодёжь этим пользуется вовсю. У нас этакий новый «Советский Союз»… Раньше ездили в Москву на поклон, сейчас в Брюссель. В любом случае у нас не так уж и плохо, как во многих других местах, россияне с удовольствием покупают у нас дома и квартиры.
— Что Вы могли бы пожелать российским читателям Вашей книги?
— Я давно не был в России и с россиянами встречался только за границей. Хочу пожелать своим читателям всегда достойно представлять свою страну за рубежом. Когда я много лет тому назад приехал во Францию, мне все очень радовались, как русскому человеку и я приобрёл там много друзей. Спустя десять лет всё изменилось… Туда поехали те, кто полагал, если у него есть деньги, он может себя вести, как хочет. И к нам отношение кардинально поменялось. Любите свою страну! Чтобы, когда кто-то слышал слово Россия, сразу вспоминал не развращённых деньгами людей, а Чехова, Бунина, Пушкина, Майю Плисецкую и многих, многих других, и с радостью протягивал вам свою руку. Мне всегда бы хотелось видеть в России, сильную, достойную и культурную страну, чтобы я мог ей гордиться. И чтобы люди со всего мира стремились переехать жить к вам, не наоборот.
Беседовал Дмитрий Ермолаев
rosvesty.ru
rosvesty.ru
От Председателя (типа – микрорецензия): скажу сразу, эту книгу я прочитал за один присест. Не мог оторваться. Что так понравилось: во-первых, она сюжетно очень увлекательна. Но это не главное, увлекательного чтива сейчас полно. Бывает, попадет в руки такое – проглотишь одним махом, а потом горестно думаешь, на что я трачу свою жизнь? Короче, после книги Владимира Гоя остается приятное ощущение, что «жизнь» потрачена не зря.
Второе: тем, кто прожил (прокрутился, провертелся) «стертые» 90-е годы в сознательном возрасте, будет чертовски интересно вспомнить, как это было. И главное – снова почувствовать дух того легкого безумия эпохи перемен. А передать этот дух Владимиру удалось мастерски.
Третье: автор пишет практически документально, не выдумывая и не додумывая ни события, ни героев. Правда, все герои у него – под вымышленными именами. И тем интереснее узнавать в его персонажах реальные фигуры (я узнал примерно десяток). В общем – читайте, не пожалеете.
Я три дня думал, какой отрывок из книги «Стертые времена» опубликовать на страницах ИМХОклуба. И так крутил, и эдак… Есть в ней главы с острым экшном, есть любовная лирика, есть неожиданные и парадоксальные выводы… В конце концов, решил, что лучшим вариантом будет опубликовать «завязку» всего повествования – 2,3 и 4 главу (всего в книге 35 глав). Попробуйте почувствовать, как начинается закручиваться «маховик» книги.
Владимир ГОЙ
«Стертые Времена»
ГЛАВА 2
Ох, этот легендарный бар «Ленинград»! В нём собирались самые эффектные женщины города и будущие криминальные авторитеты. Каждый выход на работу в бар был всегда связан с новыми, не всегда приятными приключениями. Можно было подцепить на ночь классную девочку, а после работы получить нож в бок от ревнивого бандита.
Да мы и сами были не лыком шиты, но держались довольно осторожно. Под моей барной стойкой лежал добротный немецкий браунинг одной из последних моделей, который не было проблемой достать через нужных людей. Это было необходимой мерой предосторожности. Основная задача — чтобы он оставался «чистым» и из его ствола никого не отправили на тот свет.
Старый мир перевернулся, и на сцене дикого времени появились ранее невиданные персонажи. Поэтому и мы были готовы к любому повороту дел. Конечно, убивать никого не хотелось, но если бы пришлось защищаться, каждый из нас, возможно, нажал бы на этот чёрный воронёный курок. Публика, которая приходила в последние дни старого режима, постепенно исчезала, и её место занимала другая, более наглая, денежная и продажная.
Мы становились точно такими же, им под стать, стараясь ободрать этих новоявленных нуворишей по полной программе. При заказе коктейлей в стакан вместе с соком шло ровно полпорции алкоголя, а они пили и бахвалились между собой, насколько они крепкие мужики и делились своими подвигами на новом поприще: кто-то торговал уворованными где-то станками, а то и оружием, кто шил, а кто-то снимал дань и с тех. и с других.
Мы с лакейскими улыбками покачивали головами и делали им всё новые и новые коктейли. А они распалялись от собственного величия в новом мире и начинали нагло через стойку требовать ещё выпивки:
— Давай по-быстрому налей ещё!
Многие из них даже не подозревали, что иногда эта елейная улыбка может превратиться в нечто совершенно другое и придётся удаляться не через парадный выход на своих двоих, а волоком через чёрную лестницу. Поэтому те, кто уже хоть раз совершил такое небольшое путешествие, сдерживали своих начинавших зарываться товарищей.
Зал был забит до отказа, клубы дыма, подобно серым облакам, висели под самым потолком, вентиляция не могла справиться с этим смогом. В конце зала на танцевальной площадке народ отрывался от души, некоторые даже не выпускали бокалов из рук.
— Генрих, сделай мне ещё один физ, — симпатичная брюнетка продвинула в мою сторону по стойке мятую купюру. Было после двенадцати, и тряска шейкером уже сильно осточертела, но кто же отказывается от денег, да ещё от такой приятной особы.
Поставив перед ней коктейль, я налил себе рюмку водки как знак того, что неделя отработана и впереди семь выходных.
— Ну что, малышка, за хороший вечер!
По именам всех запомнить было просто невозможно, и они проходили под временными прозвищами, разными малышками, солнышками, заиньками.
Я опрокинул стопку водки, а она продолжала сидеть за стойкой в надежде на продолжение сегодняшнего вечера. Словно не знала моего прозвища среди местных клиенток — Генрих-динамист, которое по большей части соответствовало действительности.
Когда зал очистился от разгорячённой публики, и Янка запер за последними посетителями дверь в бар, мы сдвинули столы, разложили закуску и вылили в большую фруктовую вазу несколько бутылок водки. Это была наша традиция — так заканчивать рабочую неделю и снимать накопившуюся усталость и стресс.
Я усадил поближе к себе эту новоиспечённую подругу, пока ещё даже не зная её имени, да и не слишком интересуясь — всё равно забыл бы ровно через десять минут.
Пили по старшинству: первым отхлебнул наш метрдотель Игорь, после него чаша перешла ко мне, я любезно протянул её новой знакомой, она пригубила и поперхнулась, напустив туда слюней. Янка злобно крякнул, взял у неё вазу и вышел на мойку, оттуда послышался плеск вылитой водки, а затем — звук открываемых пробок.
Вскоре ваза вернулась, но уже до краёв наполненная коньяком. Мы довольно заулыбались — нет худа без добра. Откуда-то появился нарезанный лимон с сахаром, и по кругу пошла гигантская «Николаевка», обходя только нашу новую слюнявую подружку, ей отдельно плеснули ароматной жидкости в фужер для воды.
Пока все окончательно не захмелели, Янка перебрался через высокую спинку мягкого кресла и стал раскладывать по стопкам заработанные за сегодняшний вечер деньги. К его рукам никогда не «прилипало›› лишней купюры, мы были уверены в нём на все сто. Этот вопрос не касался метрдотеля, он делил свою выручку со швейцаром, но иногда и мы в удачные дни скидывались ему на премиальные.
Брюнетка, изрядно захмелев, уже перестала обращать на меня внимание и переключилась на официанта Андрея, время от времени призывно заглядывая ему в глаза. Меня это только радовало — не придётся смываться от неё или в крайнем случае платить за такси, чтобы её довезли до дома. «Пора сваливать», — подытожил Янка, одним мощным глотком осушив чашу до дна.
Поставив столы на место, более или менее прибрав, мы пошли к выходу, оставив небольшой бардак в зале на совести ночной судомойки и уборщицы. После часа ночи город был почти пуст, только редкие такси с жёлтыми и зелёными огоньками сновали по дорогам, развозя подгулявший народ.
Мои приятели расселись по своим машинам, кивнули на прощание друг другу, расставаясь на целую неделю, и разъехались каждый в свою сторону
ГЛАВА 3
Понедельник — самый приятный день после недельной смены у стойки бара. Ты лежишь в постели и наслаждаешься тем, что впереди ещё целых шесть выходных. За окном каждые пятнадцать минут проносятся электрички и скрипят тормозами у ближайшей станции. Если в другое время меня это жутко раздражало, то сейчас даже как-то нравилось.
Стук на кухне, возле плиты, где хлопочет с завтраком моя жена, тихие шажки наших двоих малышей, с любопытством заглядывающих в комнату в надежде, что папа уже проснулся. Я лежу с закрытыми глазами и не подаю виду, что не сплю. Тогда ко мне подходит младший, теребит за волосы.
— Паааап, ты не спишь?
Я открываю глаза, и через мгновение мальчишки оказываются под моим одеялом, обнимая с обеих сторон. И тут на меня наваливается прилив абсолютного счастья. Мы заново засыпаем втроём, но длится это недолго.
— Вставайте, лежебоки, пора кушать!
Я вскакиваю первым — запах жареной яичницы с луком и аромат горячего кофе меня просто подхлёстывают. А братишки продолжают тихонечко сопеть, согревшись под одеялом.
Наступила выходная неделя. Ресторан «Юрас перле» нависал над пляжем, словно корабль на стапелях, готовый в любую минуту сорваться и отчалить от берега в далёкие страны. Мне он напоминал наступившее время: ты ещё полностью привязан к старой жизни, и она удерживает тебя своими незримыми канатами. Но ты уже напрягся и готовишься их порвать, чтобы идти к чему-то новому.
Неопределенность пугает, ты всё равно держишься одной рукой за этот воображаемый, но надёжный стапель, как я изо всех сил держался за барную стойку, которая благополучно кормила мою семью и даже позволяла жить относительно безбедно. А тут перед тобой открывается целый океан возможностей с губительными штормами и одинокими волнами-убийцами. Но и с такими же бесконечными возможностями заработать на развале великой империи.
Этого пса мне привезли из Москвы. Чёрный, с жёлтыми носками на лапах и пятном на груди, висячими, как у спаниеля, но более короткими ушами, это был один из первых ротвейлеров в Риге. Он напоминал мне заводную игрушку, которая всё время рычит и без передышки жрёт всё, что попадётся под его чуткий нос и крепкие зубы. Не очень долго думая, я назвал его Стреем, на это короткое и звучное имя он почти сразу стал отзываться.
Мы с ним бежали по пляжу вдоль берега моря. Щенок старался изо всех сил, поскуливая и поглядывая на меня снизу вверх — вдруг я смилостивлюсь и пойду шагом. А он будет путаться у меня в ногах, пытаясь подпрыгнуть повыше и лизнуть мне руку, выражая свою любовь.
Откуда-то с неба камнем свалился большой баклан, едва не задев моего маленького друга острыми цепкими когтями, но вовремя одумался, поняв, что поднять добычу ему будет уже не под силу. И промчался над ним, на секунду накрыв своей тенью, взвился вверх и полетел в сторону моря.
Баклан напомнил мне поговорку старого друга: есть кусок хлеба — отщипывай маленькими кусочками и не пихай целиком в рот, а то подавишься.
Как приятны эти минуты, когда ты можешь медленно бежать, подставив ветру лицо, о чем-то мечтать, ощущать, что жив, полон сил, словно в этом беге к чему-то стремишься!
За моей спиной послышались быстрые, ритмичные удары кроссовок по мокрому песку.
— Привет! Что сачкуешь, бежишь, как старая баба? Давай поднажмём!
Это меня поприветствовал один из работников нашего братства из ресторана «Йома» по прозвищу Кассир. Ему было уже под шестьдесят, но его здоровью и духу мог позавидовать и двадцатипятилетний, которых он часто раскладывал вдоль дверей своего заведения за неуважительное отношение к старшим, то бишь к самому себе. Поэтому он и тренировался изо дня в день: бегал, как лось, вдоль моря. Потом стучал кулаками по мешку или висел, как попугай, вниз головой на перекладине, считая, что от прилива крови к голове улучшается работа мозга. В последнее я не верил.
Я поднапрягся и рванул за ним к неудовольствию Стрея, который уже совсем выбился из сил. Через пару километров почувствовал, что мне явно не хватает воздуха, и нашёл отличный повод прекратить это соревнование на выносливость.
— Не могу так быстро бежать — щенок сдохнет.
Кассир любил животных больше, чем людей, и бросил на бегу:
— Тогда не мучай собаку, я на обратном пути вас догоню! — и рванул в сторону устья реки Лиелупе, а я развернулся и перешёл на обычный темп, с благодарностью глядя в глаза своего маленького друга: «Вот ты и спас меня от поражения в беге на длинную дистанцию!»
Уже когда я подбегал обратно к «Юрас перле», за мной послышался знакомый стук кассировых кроссовок о сырой песок. Мы с ним остановились одновременно.
— Ну что, поговорим? — загадочно поинтересовался Кассир.
— Поговорим. — в тон ему ответил я.
— Недавно встретил тут Афганца-мясника, помнишь, что в Афганистане воевал? Предлагает бригаду создать для защиты интересов.
Афганца я знал давно, он был отличным и надёжным другом. Одышка после бега у меня уже прошла, и я наблюдал за своим питомцем, который норовил сожрать какую-то обёртку.
— Какие, на хрен, интересы?! Вы собираетесь трясти начинающих бизнесменов? – без обиняков в лоб спросил я, — Может, и меня трясти будете, если что начну?
Кассир поджал губы, и даже мышцы рук у него напряглись.
— Ну ты скажешь, ты же свой!
Я, чтобы не было никаких обид, по-дружески ответил:
— Ты же знаешь, что я ночами головы не поднимаю от пишущей машинки. Пишу свои рассказы. Ты что, хочешь, чтобы я стал летописцем ваших будущих славных дел? А за себя я и сам постоять могу, ты меня знаешь!
Кассир согласно кивнул головой и перед тем, как мы пожали на прощание руки, сказал:
— Всё равно ты с нами.
— В этом можешь даже не сомневаться, — подтвердил я, и мы пошли в разные стороны.
Я шёл и обдумывал предложение, которое мне было определенно не по душе, но ожидалось уже давно. Каждый из нас выбирал себе дорогу в этом, ставшем новым и старом мире.
Первые дни недели пролетели, как один день, и на носу уже снова была пятница. Ещё два дня, и надо будет снова возвращаться к стойке, трясти шейкером, полным льда. Водки и лимонного сока с яичным белком.
В воскресенье уже начинался предстартовый мандраж, как перед выходом на ринг. Перед глазами то и дело представлялись нестандартные ситуации, которые возникали почти каждый день, и их приходилось решать разными способами. В семье я был мягкий и почти пушистый, а как только за мной захлопывалась входная дверь, весь собирался, оставив там, дома, всю свою доброту и человеколюбие.
В фойе ресторана рядом с метрдотелем как гарант безопасности нашего заведения стоял швейцар Марк. Его внешний вид был безупречен: прекрасно подогнанный костюм, накрахмаленная белая рубашка и элегантная бабочка. Женщинам он нравился безумно, как и они ему. Но это совершенно не значило, что кто-то из этих любвеобильных красавиц сможет пересечь линию входа без определённой платы. Заработок и флирт тут путать было нельзя. Иначе можно остаться на бобах.
В прежние времена мы почти этой же командой работали на морском вокзале, где по вечерам приходилось успокаивать разбушевавшихся докеров и моряков с ледокола «Красный», на котором служили почти все штрафники Рижского пароходства. И это, как правило, удавалось на славу, только потом всегда оставались небольшие незаживающие ссадины от чьих-то зубов на костяшках кулаков.
ГЛАВА 4
Первый день новой смены начинался вполне прилично. По ступенькам, устланным бордовым с узорами ковром, на третий этаж, где находился ночной бар, поднимались первые посетители.
На столах стояла закуска, которая входила в стоимость входных билетов: обычно это был сырный салат, какие-то канапе и минеральная вода, в лучшем случае мандариновый сок, что в то время считалось очень даже приличным напитком. Он, конечно, немного отдавал горечью, его, наверное, давили вместе со шкурками, но запивать им водку было просто отлично.
Потом, ближе к вечеру, каждому клиенту выносили по пицце, которые больше напоминали ватрушки, набитые нарезанной колбасой с луком, щедро политые кетчупом, а сверху лежала нашлёпка из обычного российского сыра. Народу это нравилось, тем более что других пицц тогда и не было.
— Три физа, — Андрей положил мне на стойку первые чеки.
Я быстро посмотрел в зал, чтобы видеть, кому он их несёт.
— Там всё о'кей, три местные, постоянные.
Я быстро заполнил шейкер льдом, залил туда ингредиенты и в такт звучащей из колонок музыке принялся взбивать холодную дурманящую жидкость. Уже через минуту я наполнил до краёв три бокала, украсил долькой апельсина и поставил на стойку.
Через час все свободные столики в зале были забиты до отказа, словно сегодня пятница. И только возле барной стойки сиротливо стояли высокие мягкие стулья в ожидании какой-нибудь аппетитной женской попки.
Но тут вместо приятной незнакомки в дверях показался известный местный авторитет. Он расхлябанно, вразвалочку подошёл к стойке и через губу, словно плюнув, процедил:
— Водочки, быстро!
Конечно, если бы это была женщина, я бы, без всяких сомнений, налил ей как можно быстрее, но в его словах было столько пренебрежения и уверенности в безнаказанности, а мне это было не по душе. Андрей стоял перед входом на кухню и краем глаза наблюдал, что будет дальше. Переборов себя, я улыбнулся ему, словно увидел родного брата:
— Извините, у нас обслуживают только у столиков.
Его глаза налились злобой.
— Ты чо, не понял, чмо? — он встал на медную трубу, обрамлявшую стойку и, харкнув, набрал полный рот своей вязкой пьяной слюны и плюнул, пытаясь попасть мне в лицо. Я резко отскочил в сторону, заряд пролетел мимо и повис на гобелене за моей спиной, и в следующую секунду я наградил этого наглеца резким боковым справа в челюсть, и мне показалось, что она должна была слететь у него с салазок — удар пришёлся чуть выше, чем надо. Быстро выскочив из-за стойки, я увидел, как он уже вполне мирно лежит на спине и слегка похрапывает.
— Нокаут, — прокомментировал Андрюха, — Но от этого мудака потом можно ждать проблем.
Взяв за руки эту расслабленную, еле подъёмную ношу, мы потащили его через запасную лестницу к центральному входу, чтобы не пугать его видом мирных посетителей.
— Ни хрена себе! Это кто Митяя так окучил? — спросил Марк.
Я как-то виновато пожал плечами.
— Марк, поверь, и не собирался! Наглый, гад, и ещё плюётся! — и в двух словах обрисовал ситуацию.
— Вони будет! Как от дерьма! Да ладно, разберёмся.
Конечно, я был уверен в своей правоте, но вот получить где-то из-за угла нож в спину уж очень не хотелось. И всё равно весь остаток дня я провёл как на иголках. Уже под закрытие наверх поднялся метрдотель Игорь и немного меня успокоил:
— Этот, когда пришёл в себя, всё завалить тебя обещал, но Марк предупредил, что если на тебя случайно кирпич упадёт или ещё что, то пускай сразу покупает себе белую простынь и забивает место на кладбище! Ну и он сразу как-то сник. Меня наконец отпустило.
— Спасибо, Игорь!
— Не за что, всё было по делу, быдло учить надо! Марку спасибо, так что не волнуйся!
В этот вечер я приехал домой около часа ночи, меня, как всегда, ждали, и свет лампы через окно на кухне светил мне уютным маяком. Удачно прожит ещё один день. Я дома, жена идёт в спальню, ложится и спокойно засыпает, а я сажусь к своей допотопной печатной машинке и начинаю выстукивать первые строчки своего нового рассказа, который мне навеяли сегодняшние события.
Первые несколько предложений ложатся ровно, но потом мысли разбегаются. Я смотрю за окно, где в темноте дует ветер, раскачивая уличные лампы на деревянных столбах. Блики жёлтого света гуляют из стороны в сторону. Сегодня не пишется, я оставляю это занятие и через минуту уже нежно обнимаю самую большую свою драгоценность в жизни.
Листы с текстами разных рассказов разбросаны по всей комнате, словно я так же плодовит, как Александр Дюма. Я собираю их, складываю, скрепляю и отправляюсь к своей приятельнице Эллочке, которая живёт через дорогу от меня. Её муж — известный журналист, а она просто очень добрый человек, которому нравится то, что я пытаюсь писать.
Пока она читает. я. как нерадивый школьник, поджимаю под стул скрещенные ноги и жду её честного приговора. Она читает лёжа, она тяжело больна и без стона не может сделать и шага. Но я для неё как окошко в непонятный для неё мир, в котором я живу.
Когда она перевернула последний лист, раздался её надсадный от вечной боли голос, обращённый в соседнюю комнату:
— Сашка, иди почитай, как писать надо!
Я краснею до ушей: она осмелилась мою писанину ставить в пример своему мужу-профессионалу! Но Сашка выходит из комнаты, на его лице нет никакой реакции на эту колкость, он забирает моё творение и уходит его читать. Мне приходится опять сидеть в напряжении, словно я ожидаю вердикт Верховного суда.
Слышу его кряхтенье за стеной и приглушённый смех, мне становится не по себе.
Он возвращается с довольной улыбкой:
— Очень неплохо, я поговорю, чтобы его напечатали в газете «Юрмала».
В порыве радости я обнимаю Эллочку и долго жму руку Саше оттого, что я, быть может, увижу в газете свой первый рассказ. Это рассказ о любви и смерти с диссидентским названием «Невозвращенец». До этого я видел только короткие заметки о себе на доске объявлений в управлении торговли, где всю нашу смену клеймили за драку с экипажем пассажирского судна.
По пути на работу я встретил друга детства Витьку Коршунова, который рассказал мне об увлекательной поездке в тайгу в поисках внеземных цивилизаций. Меня уже давно безумно интриговали многочисленные статьи о каких-то невероятных, фантастических встречах, и я спросил:
— Ну а ты что-то видел?
Он был немногословен:
— И даже больше!
В этот момент я понял, что мне это нужно больше всего на свете. Захотелось чего-то необычного, чистого, вселенского. Появилось стремление к другой жизни. Не просто стачивать зубы, набивая живот, а жить во имя чего-то высшего. И, не особо рассчитывая на что-то, я спросил:
— А ты туда ещё поедешь? Можешь меня с собой взять?!
Витька посмотрел на меня сквозь стёкла очков и, улыбнувшись, сказал:
— Знал, что ты загоришься! Я не поеду, но тут собирается одна экспедиция, могу с ними поговорить!
К вечеру он позвонил мне и сказал:
— Они берут тебя с собой, вылетать послезавтра в Пермь. Теплую одежду не забудь, там может быть холодно…
П.с. от Председателя: оборвавши цитату из книги на увлекательном месте, предлагаю уважаемым ИМХОклубцам прогуляться до книжного магазина и дочитать ее уже с бумажного листа. Она того стоит.
Дискуссия
Еще по теме
Еще по теме
ГЕРМАНИЯ СТАНОВИТСЯ ЦЕНТРОМ ВОЕННЫХ УСИЛИЙ
СЕРЕБРЯНАЯ ЭКОНОМИКА
Смысл жизни в познании происходящих физических явлений.....Это научный подход.....))))
ПРОЧЬ ДЕШЕВЫЙ ТРУБОПРОВОД
ВЫПУСК ПЕРВЫЙ
Куда именно можно стрелять HIMARS"ами из Эстонии и ТайваняТайна сия велика есть?
НИ РУССКОГО, НИ ОЛИМПИАД!
Это не нацизм, Йохан?! Нацизм, нацизм, чистейший нацизм. Абсолютно ничем не замутненный.