Мнение специалиста
30.09.2013
Константин Ранкс
Морской геолог, журналист
Anti-Greenpeace
Почему я против их акций?
-
Участники дискуссии:
-
Последняя реплика:
Борис Марцинкевич,
Phil .,
Владимир Бычковский,
Vadim Sushin,
Илья Кельман,
Владимир Копылков,
N-тропик .,
Юрий Муравьев,
Виктор Чистяков,
Илья Врублевский,
Леонид Радченко,
Юрий Янсон,
Сергей Леонидов
Российские власти, похоже, сделали все, чтобы заурядная атака гринписовцев из привычного в мире экохулиганства превратилась в акт борьбы отважных людей с бездушной машиной. Героические альпинисты-одиночки против замка тьмы... Но у медали всегда две стороны, и существует другой взгляд – так сказать, со стороны платформы.
Сразу хочу разделить Платформу и Политику. В последнее время в России принято считать нефтегазовую отрасль «опорой режима». Но любая власть будет нуждаться в развитии данной отрасли, особенно в такой холодной стране, как Россия. И если говорить о том, что доходная часть бюджета России «пахнет нефтью», то надо признать и то, что доходы подавляющего большинства россиян (в том числе и консерваторов, и либералов) связаны с эффективностью работы этой отрасли.
Поэтому давайте поговорим именно о технической стороне дела и о том, почему лично я считаю акции Greenpeace, аналогичные той, что произошла на «Приразломной», профанацией экологического движения и сведением серьезнейшего вопроса на уровень саморекламы и щекочущего нервы шоу. Дело в том, что 33 года назад именно в Баренцевом море, в районе площадки «Приразломная», началась моя карьера морского инженера-геолога.
Треть века назад
В 1981 году я отправился на производственную практику в должности техника-геолога на борту научно-исследовательского судна «Капитан Бурке» из Риги в Печорское море (так неофициально называется мелководная юго-восточная часть большого Баренцева моря).
Место считалось неплохим для начала деятельности в Арктике по ряду причин. Во-первых, разведочное бурение на суше показало, что нефтегазоносные структуры уходят в сторону моря и работа на акватории перспективна. Во-вторых, глубина моря там всего 19–20 метров, что облегчало задачу строительства ледостойкой платформы. В-третьих, район расположен не в открытом море, где возможны мощные подвижки ледяных полей, а в своеобразном кармане – с востока его прикрывает остров Долгий, с юга – материковое побережье.
Судно «Севастополь», превращенное в буровую платформу, и судно снабжения «Обь»
К этому моменту буровики уже набирались опыта в устье реки Печора, где на грунт был посажен транспорт «Севастополь», на котором была смонтирована буровая установка. Судном снабжения был дизель-электроход «Обь» – тот самый, что прославился в своих экспедициях к Антарктиде. Так набирался опыт работы в море.
Задачей нашей экспедиции было общее изучение донных грунтов в районе ряда структур Печорского моря, среди которых была и «Приразломная», с целью оценки возможности ведения там геологоразведочных работ с мобильных платформ. Как таковое месторождение еще не было открыто, это можно было назвать разведкой в самом прямом смысле слова – поскольку еще никто не знал, с чем там придется столкнуться. Учитывалась возможность столь плохих условий, что строительство платформы могло быть совсем невозможным или же экономически нецелесообразным.
И, к слову сказать, путь морских нефтяников и газовиков не был усеян розами: долгое время внушительно звучали голоса скептиков, которые считали, что и на суше полно нефти и газа, и зачем Советскому Союзу тратить средства на работу в море. Тем более что последствия разливов нефти в море все прекрасно понимали.
К тому времени на весь мир прогремело крушение танкера Torri Canyon, который 18 марта 1967 года напоролся на скалы у островов Силли (Британия) со 120 тысячами тонн сырой нефти на борту. Спустя одиннадцать лет у побережья Франции сел на мель и развалился танкер Amoco Cadiz, из трюмов которого вылилось в море 223 тысячи тонн нефти. Ну а в 1979 году на мексиканской полупогружной нефтяной платформе Ixtoc I произошел выброс, который привел к разливу около 460 тысяч тонн сырой нефти. Ликвидация последствий аварии заняла почти год. Так что тревожных сигналов было предостаточно.
С другой стороны, как и сейчас, так и 35 лет назад стране нужно было что-то продавать, заливать в баки машин и чем-то отапливаться. Поэтому серьезные и, можно сказать, дотошные инженерные изыскания – то есть комплекс исследований внешней среды – могли быть единственным способом избежать аварий в будущем.
Как это делается?
Важнейшим элементом изысканий на месте будущей платформы в любой точке Мирового океана является изучение устойчивости донных грунтов. И чем глубже мы можем изучить толщу грунтов в основании будущего сооружения, тем лучше (в разумных пределах речь идет обычно о нескольких десятках метров).
Несмотря на то что у нас на борту «Капитана Бурке» была лишь пробоотборная вибротрубка, которая позволяла взять образец длиной четыре метра, благодаря геофизике мы могли проследить залегание тех или иных пластов на большей глубине. В этом нам помогал метод непрерывного сейсмоакустического профилирования (НСП), который, по сути, является очень мощной эхолокацией, которая пробивает толщу морского дна и отражается от различных слоев донных пород. По сути дела, после удачного галса у геолога оказывается геологический разрез, и, взяв образец в нужном месте, можно оценить не только поверхностные грунты, но и подстилающие их (см. рис. 2).
На этом профиле НСП, проведенном экспедицией АМИГЭ, видна поверхность дна (F) и подстилающий слой пород (D). В левой части профиля видно, что в некоторых местах слой D выходит на поверхность
В 1982 году в экспедиции стали приходить буровые суда класса «Диорит», которые позволили бурить инженерные скважины глубиной до ста метров. Таким образом, появилась возможность отобрать образцы грунтов морского дна и провести всесторонние исследования их механических свойств. Для этих целей приобретались самые совершенные лабораторные приборы, которые к тому времени не производились в СССР, – так называемые стабилометры. Эти приборы позволяли восстановить в своих камерах те условия, в которых образец находился на своем месте, и смоделировать его поведение при нагрузках. В 1983 году к этим аппаратам прилагались персональные компьютеры, которые были тогда, откровенно говоря, в диковинку.
Суда морской инженерной геологи: «Морион» и «Монацит» – с таких все начиналось, «Кимберлит» (СССР), «Бавенит» (Финляндия), «Триас» (Япония)
В 1983 году на Сахалин пришло закупленное в Японии инженерно-геологическое судно «Триас», которое было оснащено двумя новейшими буровыми роботами, включая установки зондирования прочностных свойств грунтов in situ, то есть прямо под водой путем внедрения в грунт стальных игл диаметром 36 мм, оснащенных датчиками лобового и бокового сопротивления. Спустя несколько лет в Арктику ушло финское буровое судно «Бавенит», которое открыло новые возможности для инженерных изысканий. Новые суда и новая техника были и у геофизиков. Мы получали самые новые компьютеры и были в курсе всех научных новинок своего времени.
Таким образом, прилагались огромные усилия для того, чтобы детально исследовать природные условия. Они прилагаются и ныне. И хотя геология перестала быть модной профессией, поседевшие друзья моей молодости по-прежнему ведут изыскания на новых площадках с прежней тщательностью и дотошностью. Все это относится и к представителям других специальностей – от биологов до математиков, без которых сейчас немыслимы разведка и добыча углеводородов.
Задачи для всех
Чтобы понять, какой объем научной работы тянет за собой проектирование одной-единственной платформы, достаточно ознакомиться с рефератом по технико-экономическому обоснованию МЛСП «Приразломная», описывающим условия функционирования платформы и ее влияние на окружающую среду. Это не только инженерная геология, это метеорологические, гляциологические (изучение льдов) и гидрологические (изучение динамики вод) исследования. Параллельно идут исследования биологов – морских и сухопутных, которые оценивают всестороннее влияние платформы на всевозможную живность, включая шумы, которые могут оказать негативное воздействие на морских животных. Ну, нельзя спускаться вертолетам ниже пятисот метров, чтобы своим шумом не пугать чувствительные морские создания.
Эта платформа – своего рода полигон, на котором отрабатывается строительство и эксплуатация аналогичных или несколько иных конструкций в условиях Арктики. Достаточно взглянуть на карту месторождений (рис. 4), чтобы убедиться в том, что работы на шельфе Баренцева (и Печорского) морей предостаточно.
На схеме – расположение месторождений Печорского моря. Приразломное – одно из многих
Но, повторюсь, не везде добыча будет экономически целесообразна. И в каждой новой точке будет другая геология, другой гидрологический и гляциологический режим и другая фауна. Например, в Охотском море важнейшим фактором является сейсмичность района. И мы проводили десятки и сотни экспериментов, чтобы дать свои заключения о потенциальной опасности для платформ. И все – для максимальной минимизации возможных последствий для окружающей среды.
С точки зрения изыскателей и создателей этих платформ, сделано все возможное, чтобы обеспечить их максимальную безопасность для людей и окружающей среды. Нужен ли за ними общественный контроль – безусловно нужен, на то и щука в море, чтобы карась не дремал. Но мониторинг экологической ситуации и организация шоу на опасных объектах – все же разные вещи...
Чья платформа?
Greenpeace регулярно устраивает всевозможные шоу-акции, как говорится – для привлечения общественного внимания к проблеме. Но я бы не хотел оказаться на борту платформы в должности ее капитана в тот момент, когда на нее карабкаются экологи.
Причин несколько. Платформа не просто стоит – она работает. Работа на платформе – штука опасная и для самих буровиков, и для окружающей среды, будем откровенны. Как известно, и катастрофа на Deepwater Horizon в Мексиканском заливе, да и другие несчастные случаи в основном были связаны именно с нарушениями технологии и неправильными действиями буровой команды. А в данном случае на платформе «Приразломная» под водой еще работала группа водолазов.
Стоит ли мешать людям, занятым таким сложным делом? Что собираются делать эти люди, которые повисли у вас на борту? Они сообщили о своих действиях, предупредили заранее? Если есть нарушения – например, платформа сбрасывает в море технические загрязненные воды – так снимите это, возьмите анализы. Надуйте шар с эмблемой «Зеленого мира». Но не мешайте работе, ведь, случись что, – кто будет отвечать?
Есть еще один нюанс. Платформа – частная собственность. Как выглядит в юридической плоскости проникновение на территорию чужой частной собственности? Разумеется, это никакое не пиратство, но даже просто так – попробуйте залезть на виллу к директору любой нефтяной компании. Какие меры будут применены со стороны охраны и правоохранительных органов?
Ну и напоследок – буровики на платформе выполняют свои профессиональные обязанности. Они не принимают решения, ставить тут платформу или нет. Такое решение даже не во власти геологов. Все решения принимают те, кто собираются получить с этой операции прибыль.
Опять спрошу: почему бы господам из Greenpeace не залезать на ограду вилл и дворцов нефтяных магнатов? Или они прекрасно понимают, что тогда все может закончиться очень грустно? И в результате буровики и пограничники оказываются в положении жутких людоедов, экологические энтузиасты, а по сути – экохулиганы, стяжают сочувствие и аплодисменты прогрессивной общественности. А вот о постоянной и кропотливой работе ученых, которые реально борются за сохранение окружающей среды, как-то не часто говорят и пишут. Казаться важнее, чем быть?
Российские же официальные структуры, похоже, делают все, чтобы обеспечить Greenpeace рекламу. Громкие заявления о пиратстве, о сроках, которые во многих европейских странах соизмеримы с так называемым пожизненным заключением, – зачем все это? Границу экоэкстремисты не нарушали – акция происходила за пределами территориальных вод России. Цитирую вышеупомянутый реферат: «Приразломное нефтяное месторождение (ПНМ) расположено на шельфе Печорского моря за пределами территориального моря Российской Федерации». Зачем валить все в кучу?
При чем тут фотограф Денис Синяков, который, может, и сочувствует гринписовцам (а может, и нет, это не важно), но не является членом их команды? В отношении самой группы Greenpeace полезнее было бы применить штрафы (даже в случае, если по закону можно и посадить) и покончить с этим делом, а не выставлять себя в роли обиженных. Давно пора понять, что несоизмеримый ответ на действие, наоборот, стимулирует пассионарные личности на проведение провокативных акций, он заранее закладывается в сценарий акций – а официоз с удивительной последовательностью наступает на одни и те же грабли.
Ну и в конце концов, странно иметь деньги на постройку платформы и не иметь их на аналитический отдел, который влегкую бы предсказал, что платформа неминуемо станет объектом гринписовских акций, и разработал бы соответствующие инструкции для экипажа платформы на основании прецедентов в других странах. Потому что не дело это – буровой бригаде отвлекаться на развешанных гринписовцев, у которых в 2016 году может появиться новая цель в американском секторе Чукотского моря.
Сразу хочу разделить Платформу и Политику. В последнее время в России принято считать нефтегазовую отрасль «опорой режима». Но любая власть будет нуждаться в развитии данной отрасли, особенно в такой холодной стране, как Россия. И если говорить о том, что доходная часть бюджета России «пахнет нефтью», то надо признать и то, что доходы подавляющего большинства россиян (в том числе и консерваторов, и либералов) связаны с эффективностью работы этой отрасли.
Поэтому давайте поговорим именно о технической стороне дела и о том, почему лично я считаю акции Greenpeace, аналогичные той, что произошла на «Приразломной», профанацией экологического движения и сведением серьезнейшего вопроса на уровень саморекламы и щекочущего нервы шоу. Дело в том, что 33 года назад именно в Баренцевом море, в районе площадки «Приразломная», началась моя карьера морского инженера-геолога.
Треть века назад
В 1981 году я отправился на производственную практику в должности техника-геолога на борту научно-исследовательского судна «Капитан Бурке» из Риги в Печорское море (так неофициально называется мелководная юго-восточная часть большого Баренцева моря).
Место считалось неплохим для начала деятельности в Арктике по ряду причин. Во-первых, разведочное бурение на суше показало, что нефтегазоносные структуры уходят в сторону моря и работа на акватории перспективна. Во-вторых, глубина моря там всего 19–20 метров, что облегчало задачу строительства ледостойкой платформы. В-третьих, район расположен не в открытом море, где возможны мощные подвижки ледяных полей, а в своеобразном кармане – с востока его прикрывает остров Долгий, с юга – материковое побережье.
Судно «Севастополь», превращенное в буровую платформу, и судно снабжения «Обь»
К этому моменту буровики уже набирались опыта в устье реки Печора, где на грунт был посажен транспорт «Севастополь», на котором была смонтирована буровая установка. Судном снабжения был дизель-электроход «Обь» – тот самый, что прославился в своих экспедициях к Антарктиде. Так набирался опыт работы в море.
Задачей нашей экспедиции было общее изучение донных грунтов в районе ряда структур Печорского моря, среди которых была и «Приразломная», с целью оценки возможности ведения там геологоразведочных работ с мобильных платформ. Как таковое месторождение еще не было открыто, это можно было назвать разведкой в самом прямом смысле слова – поскольку еще никто не знал, с чем там придется столкнуться. Учитывалась возможность столь плохих условий, что строительство платформы могло быть совсем невозможным или же экономически нецелесообразным.
И, к слову сказать, путь морских нефтяников и газовиков не был усеян розами: долгое время внушительно звучали голоса скептиков, которые считали, что и на суше полно нефти и газа, и зачем Советскому Союзу тратить средства на работу в море. Тем более что последствия разливов нефти в море все прекрасно понимали.
К тому времени на весь мир прогремело крушение танкера Torri Canyon, который 18 марта 1967 года напоролся на скалы у островов Силли (Британия) со 120 тысячами тонн сырой нефти на борту. Спустя одиннадцать лет у побережья Франции сел на мель и развалился танкер Amoco Cadiz, из трюмов которого вылилось в море 223 тысячи тонн нефти. Ну а в 1979 году на мексиканской полупогружной нефтяной платформе Ixtoc I произошел выброс, который привел к разливу около 460 тысяч тонн сырой нефти. Ликвидация последствий аварии заняла почти год. Так что тревожных сигналов было предостаточно.
С другой стороны, как и сейчас, так и 35 лет назад стране нужно было что-то продавать, заливать в баки машин и чем-то отапливаться. Поэтому серьезные и, можно сказать, дотошные инженерные изыскания – то есть комплекс исследований внешней среды – могли быть единственным способом избежать аварий в будущем.
Как это делается?
Важнейшим элементом изысканий на месте будущей платформы в любой точке Мирового океана является изучение устойчивости донных грунтов. И чем глубже мы можем изучить толщу грунтов в основании будущего сооружения, тем лучше (в разумных пределах речь идет обычно о нескольких десятках метров).
Несмотря на то что у нас на борту «Капитана Бурке» была лишь пробоотборная вибротрубка, которая позволяла взять образец длиной четыре метра, благодаря геофизике мы могли проследить залегание тех или иных пластов на большей глубине. В этом нам помогал метод непрерывного сейсмоакустического профилирования (НСП), который, по сути, является очень мощной эхолокацией, которая пробивает толщу морского дна и отражается от различных слоев донных пород. По сути дела, после удачного галса у геолога оказывается геологический разрез, и, взяв образец в нужном месте, можно оценить не только поверхностные грунты, но и подстилающие их (см. рис. 2).
На этом профиле НСП, проведенном экспедицией АМИГЭ, видна поверхность дна (F) и подстилающий слой пород (D). В левой части профиля видно, что в некоторых местах слой D выходит на поверхность
В 1982 году в экспедиции стали приходить буровые суда класса «Диорит», которые позволили бурить инженерные скважины глубиной до ста метров. Таким образом, появилась возможность отобрать образцы грунтов морского дна и провести всесторонние исследования их механических свойств. Для этих целей приобретались самые совершенные лабораторные приборы, которые к тому времени не производились в СССР, – так называемые стабилометры. Эти приборы позволяли восстановить в своих камерах те условия, в которых образец находился на своем месте, и смоделировать его поведение при нагрузках. В 1983 году к этим аппаратам прилагались персональные компьютеры, которые были тогда, откровенно говоря, в диковинку.
Суда морской инженерной геологи: «Морион» и «Монацит» – с таких все начиналось, «Кимберлит» (СССР), «Бавенит» (Финляндия), «Триас» (Япония)
В 1983 году на Сахалин пришло закупленное в Японии инженерно-геологическое судно «Триас», которое было оснащено двумя новейшими буровыми роботами, включая установки зондирования прочностных свойств грунтов in situ, то есть прямо под водой путем внедрения в грунт стальных игл диаметром 36 мм, оснащенных датчиками лобового и бокового сопротивления. Спустя несколько лет в Арктику ушло финское буровое судно «Бавенит», которое открыло новые возможности для инженерных изысканий. Новые суда и новая техника были и у геофизиков. Мы получали самые новые компьютеры и были в курсе всех научных новинок своего времени.
Таким образом, прилагались огромные усилия для того, чтобы детально исследовать природные условия. Они прилагаются и ныне. И хотя геология перестала быть модной профессией, поседевшие друзья моей молодости по-прежнему ведут изыскания на новых площадках с прежней тщательностью и дотошностью. Все это относится и к представителям других специальностей – от биологов до математиков, без которых сейчас немыслимы разведка и добыча углеводородов.
Задачи для всех
Чтобы понять, какой объем научной работы тянет за собой проектирование одной-единственной платформы, достаточно ознакомиться с рефератом по технико-экономическому обоснованию МЛСП «Приразломная», описывающим условия функционирования платформы и ее влияние на окружающую среду. Это не только инженерная геология, это метеорологические, гляциологические (изучение льдов) и гидрологические (изучение динамики вод) исследования. Параллельно идут исследования биологов – морских и сухопутных, которые оценивают всестороннее влияние платформы на всевозможную живность, включая шумы, которые могут оказать негативное воздействие на морских животных. Ну, нельзя спускаться вертолетам ниже пятисот метров, чтобы своим шумом не пугать чувствительные морские создания.
Эта платформа – своего рода полигон, на котором отрабатывается строительство и эксплуатация аналогичных или несколько иных конструкций в условиях Арктики. Достаточно взглянуть на карту месторождений (рис. 4), чтобы убедиться в том, что работы на шельфе Баренцева (и Печорского) морей предостаточно.
На схеме – расположение месторождений Печорского моря. Приразломное – одно из многих
Но, повторюсь, не везде добыча будет экономически целесообразна. И в каждой новой точке будет другая геология, другой гидрологический и гляциологический режим и другая фауна. Например, в Охотском море важнейшим фактором является сейсмичность района. И мы проводили десятки и сотни экспериментов, чтобы дать свои заключения о потенциальной опасности для платформ. И все – для максимальной минимизации возможных последствий для окружающей среды.
С точки зрения изыскателей и создателей этих платформ, сделано все возможное, чтобы обеспечить их максимальную безопасность для людей и окружающей среды. Нужен ли за ними общественный контроль – безусловно нужен, на то и щука в море, чтобы карась не дремал. Но мониторинг экологической ситуации и организация шоу на опасных объектах – все же разные вещи...
Чья платформа?
Greenpeace регулярно устраивает всевозможные шоу-акции, как говорится – для привлечения общественного внимания к проблеме. Но я бы не хотел оказаться на борту платформы в должности ее капитана в тот момент, когда на нее карабкаются экологи.
Причин несколько. Платформа не просто стоит – она работает. Работа на платформе – штука опасная и для самих буровиков, и для окружающей среды, будем откровенны. Как известно, и катастрофа на Deepwater Horizon в Мексиканском заливе, да и другие несчастные случаи в основном были связаны именно с нарушениями технологии и неправильными действиями буровой команды. А в данном случае на платформе «Приразломная» под водой еще работала группа водолазов.
Стоит ли мешать людям, занятым таким сложным делом? Что собираются делать эти люди, которые повисли у вас на борту? Они сообщили о своих действиях, предупредили заранее? Если есть нарушения – например, платформа сбрасывает в море технические загрязненные воды – так снимите это, возьмите анализы. Надуйте шар с эмблемой «Зеленого мира». Но не мешайте работе, ведь, случись что, – кто будет отвечать?
Есть еще один нюанс. Платформа – частная собственность. Как выглядит в юридической плоскости проникновение на территорию чужой частной собственности? Разумеется, это никакое не пиратство, но даже просто так – попробуйте залезть на виллу к директору любой нефтяной компании. Какие меры будут применены со стороны охраны и правоохранительных органов?
Ну и напоследок – буровики на платформе выполняют свои профессиональные обязанности. Они не принимают решения, ставить тут платформу или нет. Такое решение даже не во власти геологов. Все решения принимают те, кто собираются получить с этой операции прибыль.
Опять спрошу: почему бы господам из Greenpeace не залезать на ограду вилл и дворцов нефтяных магнатов? Или они прекрасно понимают, что тогда все может закончиться очень грустно? И в результате буровики и пограничники оказываются в положении жутких людоедов, экологические энтузиасты, а по сути – экохулиганы, стяжают сочувствие и аплодисменты прогрессивной общественности. А вот о постоянной и кропотливой работе ученых, которые реально борются за сохранение окружающей среды, как-то не часто говорят и пишут. Казаться важнее, чем быть?
Российские же официальные структуры, похоже, делают все, чтобы обеспечить Greenpeace рекламу. Громкие заявления о пиратстве, о сроках, которые во многих европейских странах соизмеримы с так называемым пожизненным заключением, – зачем все это? Границу экоэкстремисты не нарушали – акция происходила за пределами территориальных вод России. Цитирую вышеупомянутый реферат: «Приразломное нефтяное месторождение (ПНМ) расположено на шельфе Печорского моря за пределами территориального моря Российской Федерации». Зачем валить все в кучу?
При чем тут фотограф Денис Синяков, который, может, и сочувствует гринписовцам (а может, и нет, это не важно), но не является членом их команды? В отношении самой группы Greenpeace полезнее было бы применить штрафы (даже в случае, если по закону можно и посадить) и покончить с этим делом, а не выставлять себя в роли обиженных. Давно пора понять, что несоизмеримый ответ на действие, наоборот, стимулирует пассионарные личности на проведение провокативных акций, он заранее закладывается в сценарий акций – а официоз с удивительной последовательностью наступает на одни и те же грабли.
Ну и в конце концов, странно иметь деньги на постройку платформы и не иметь их на аналитический отдел, который влегкую бы предсказал, что платформа неминуемо станет объектом гринписовских акций, и разработал бы соответствующие инструкции для экипажа платформы на основании прецедентов в других странах. Потому что не дело это – буровой бригаде отвлекаться на развешанных гринписовцев, у которых в 2016 году может появиться новая цель в американском секторе Чукотского моря.
Дискуссия
Еще по теме
Еще по теме
Сергей Рижский
Всемирный фонд дикой природы
Почему его считают вредным
Андрей Ионин
член-кореспондент Академии Космонавтики
ТОЙОТА ПРОТИВ ЭЛЕКТРОМОБИЛЕЙ ?
сценарий «тотального перехода на электрокары» более вреден для экологии планеты
Юрий Алексеев
Отец-основатель
ЕСТЬ НОВАЯ РЕЛИГИЯ!
Помолимся!
IMHO club
Результаты Взрыва Северного потока
принесли Балтийскому морю подарок из прошлого
ВЫПУСК ПЕРВЫЙ
Куда именно можно стрелять HIMARS"ами из Эстонии и ТайваняТайна сия велика есть?
НИ РУССКОГО, НИ ОЛИМПИАД!
Это не нацизм, Йохан?! Нацизм, нацизм, чистейший нацизм. Абсолютно ничем не замутненный.