«Деньги есть» тогда означало — перекинуть деньги из Брюсселя, где у нас был счет (здесь-то еще и банков не было), в один из городов, куда только-только стали летать латвийские самолеты. Франкфурт, Стокгольм, Париж, пожалуй, и все, — и получить наличными. Банкиры торопели. Мы отправляли в поездку в качестве поощрения офисных девчонок. Те быстро смекнули, что десять «бандеролей» по десять тысяч долларов удобно помещались в пластмассовую коробочку с резиночками для бумаг, и две-три коробочки за раз доставляли. Как-то раз в самолете встретили одного из ВК, тот, вроде, вез наличный лимон.

Закупившись, мы тоже «грузили медяшку» на экспорт. В порт на склад, в контейнеры, потом таможня, и — на корабль. Помнится, тогда ходил «Механик Герасимов», курсировал, как трамвайчик, по расписанию в Антверпен. Ну и нам туда же.

Договорились с одним начальником в порту, что тот будет нам помогать. Не то чтобы конкретно, а вообще, чтоб все было ровненько. Коррумпировали его, конечно, — по два доллара с тонны. Итого долларов сто двадцать в неделю у него случалось. Начальник нас очень за это уважал. Как-то разоткровенничался. «Я, — говорит, — на ваши деньги дочку приодел, сам оделся...»

Готовим очередную партию, что-то не складывалось, решили очередной рейс пропустить. И тут начальник звонит: «Где груз?» — «Да мы... как-то так...» — «Давайте срочно!» — «Да мы к рейсу не успеваем...» — «Я задержу судно!»

Деться некуда, мчимся на таможню. И тут надо вспомнить, что к тому времени медная лихорадка достигла абсурда. Воровали провода, обмотки моторов — некоторые лифты стоят с тех пор. И когда со здания Сейма украли латунную табличку, если не ошибаюсь, еще с текстом «Верховный Совет ЛССР», премьер Годманис рассвирепел и сообщил, что каждый контейнер будет выпускать лично сам.

Мы, конечно, не хулиганили, мотки с трамвайными проводами не брали, закупали товар более или менее индустриального вида. Однако в происхождение каждого груза вникать было некогда. И тут этот указ Годманиса. А у нас груз не очень внятный в порту сидит.

Напряглись, ночь напролет синтезировали документы, офисная техника — сканеры, приличные принтеры — у нас уже была. Сдали документы, как положено было по указу, в новорожденное МВД и отправили симпатичную девушку «защищать». И получили вот такую резолюцию: «Kaut arī preču transporta pavadzīmes nav noformētas atbilstosi prasībām, tomēr nav šaubu ka metāls ieviests no Krievijas, tādēļ uzskatu, ka atļauju izvēšanai var dot» («Хотя транспортные накладные не оформлены в соответствии с требованиями, все же нет сомнений, что металл ввезен из России, поэтому считаю, что разрешение на вывоз можно дать»). Ну, Россия так Россия, ночь не пропала даром.

А в самом углу, по диагонали, «Piekritu. Godmanis». Сам, стало быть, согласен.

Вот с этой резолюцией врываемся в таможню, хватаем наши контейнеры — и на причал. Корабль и впрямь ждет. Капитану дают команду грузить еще три контейнера. Тот хватается за голову: «У меня же все отцентровано, упаковано, обвязано металлическими стропами, а ваши контейнеры тяжелые, их вниз грузить надо, иначе опрокинусь». — «Распаковывай! Иначе выхода не получишь». И ведь пришлось распаковывать. Стыдно было перед моряками — не сказать как.

К тому времени, когда запасы беспризорной медяшки кончились, лихорадка пошла на убыль сама собой. А бумагу с визой премьер-министра я поместил в рамочку, до сих пор висит в офисе. Есть в российских архивах знаменитая записка: «Выдать крестьянину такой-то губернии сапоги. И.Сталин». И у меня есть похожая бумага — как памятник времени и стилю руководства.

Вот она: