Теперь для нас шоппинг — как в церковь сходить, чуть ли ни обязательное занятие по выходным. Тратить деньги стало самым большим удовольствием и вообще престижным делом. Причем это приняло уже такой оборот, что даже Римский понтифик в своем рождественском послании отметил, что все мы злоупотребляем демонстрацией «чрезмерностей светской жизни».

Самый мощный шопинговый вал в демстранах устраивается под Рождество и Новый год. По сути, два эти зимних праздника мы превратили в какую-то шопинговую Мекку. В эти дни идет самая бойкая торговля. И если в старые досоветские и советские времена у нас в Латвии было принято устраивать в середины зимы достаточно скромные рождественские или новогодние базары и ярмарки, то теперь предпраздничная торговля превратилась в совершенно необузданный чес по супермаркетам и лавкам помельче.

В принципе, разумеется, кому какое дело – ну, тратят и тратят. Но представив себе одну только чистую прибыль, которую получает торговый люд в эти дни, диву даешься, сколько денег перекачивается из наших карманов и как податливы мы на любую рекламу.

Я говорю "на любую рекламу" потому, что накануне праздников она переходит всякие границы и одной только торговой функцией уже не ограничивается. Она приобретает ярко выраженную идеологическую окраску и зомбирует нас впрок, почище, чем былая советская пропаганда. А приемы для этого используются те же, и прежде всего элементарное оболванивание.

Нам на уши вешают такую рождественскую лапшу, что просто странно, почему мы во все это верим...
 

Когда сегодня говорят, что до независимости у нас запрещали Рождество, что образ Деда Мороза – это дело рук советской идеологии, или, скажем, что в советское время запрещена была песня Груббера «Тихая ночь» и что облатки на Рождество мы научились есть лишь теперь (все эти откровения я почерпнул в предпраздничные дни исключительно из передач по радио «Домская площадь»), не верьте, что так было на самом деле. Это уже даже не брехня и не пинок в задницу советской власти. Это всего лишь рекламный трюк, хитрая уловка и не более того. Рассчитанная на то, что запретный плод – всегда желанный.

В переводе на обычный язык это значит только одно: «Покупайте! Покупайте! Покупайте! Вы были лишены такой возможности в годы советской власти. Она вас во всем ограничивала. Она замалчивала Рождество. Она придумала Деда Мороза, который сам дарил подарки. Она не пускала вас причащаться в церкви и даже гениальную рождественскую песню «Тихая ночь» изъяла из оборота, чтобы помешать по-настоящему праздновать эти прекрасные зимние праздники. А теперь все для вас! Прилавки ломятся от обилия товаров – покупайте! покупайте!..»

И некоторые, особенно те, кто не жил в советское время, действительно склонны считать, что в СССР за празднование Рождества давали срок, а за церковные облатки и исполнение втихую при плотно закрытых окнах и дверях рождественских песен чуть ли ни расстреливали. Один молодой человек, когда я рассказал, как у нас в семье всю жизнь отмечали Рождество, совершенно искренне поразился – и тебе за это ничего не было?..

Тут стоит, кстати, уточнить, что запрещать в советское время значило совсем не то, что сегодня. Например, за чтение поздних романов Солженицына действительно сажали за решетку, квалифицировав это как «хранение и распространение». Студентов за более-менее идеологические проступки, бывало, исключали из вуза. Кого-то выгоняли из партии, увольняли с работы… Только был один интересный нюанс — мы сознательно шли на многие «идейные» нарушения, тогда как сегодня, в условиях демократии, мы все стали потрясающе законопослушны и сами в петлю не полезем.

В советское время идеологические запреты проводились часто по уголовному законодательству. Но без указа не было и запрета. Как, например, с празднованием Рождества. На моем веку никто его не запрещал. Другое дело, это считалось — как у нас в семье, так и в сотнях семей верующих людей — не государственным, а семейным праздником. И то, что мой отец, будучи партийным и к тому же атеистом, каждый год охотно принимал участие в рождественском застолье, и окна при этом особенно плотно не занавешивал, — лишний раз подтверждает, что никаких опасностей с этим никто не связывал.

Другое дело, что во многих домах праздновать Рождество было просто не принято и, скажем, в школе как бы не поощрялось. Но, думаю, все мои учителя знали, что у нас дома его отмечают, тем не менее никаких последствий для меня это никогда не имело.

Так что нынешние разговоры о том, что Рождество было под запретом – это блеф. Или гнусная ложь. Кто как хочет, пусть так и называет.

В то время это был достаточно тихий, хоть и нарядный праздник. Но таким ему и положено быть по церковному статусу. Все церковные праздники по идее исключают слишком шумное веселье и демонстрацию «чрезмерностей светской жизни», как это назвал Римский Папа. Почему, собственно, они и посвящаются не радостям жизни как таковым, а культовым процедурам, которые должны способствовать благоденствию и процветанию человека и его семьи. И поется на Рождество хоровая песня «Тихая ночь» австрийского композитора Груббера, а не что-то залихватское, как это часто происходит сейчас, особенно по телевидению.

Например, в латышских семьях без "Klusa nakts" Рождество даже трудно себе представить. И, опять же, неправда, что в советское время она была запрещена.
Ее не популяризировали — это другое дело. Но какие религиозные песни, если только они не стали классикой, так уж очень сильно популяризируются сейчас?

Я в 60-70-х гг. работал в Научной библиотеке ЛУ. Ежегодно наш отдел, как все отделы библиотеки, устраивали перед Рождеством и Новым годом праздничный стол, и я помню, в частности, что мы все хором пели "Klusa nakts". Другое дело, что кто-то это мог считать не принятым, не нужным и вообще отмечал только государственные праздники.

Рождество в СССР не принято было праздновать, как, между прочим, и Новый год, только с 1918 по 1935 год. А потом оно постепенно стало возвращаться в обиход. Что касается Латвии, тут его, можно сказать, всегда отмечали как семейный праздник. И облатки — тонкие белые пластинки из пресного теста, как символ причастия к телу Христову, тоже каждый мог получить в церкви. Я их дома на Рождество помню с детства.

Что еще обидно слышать в канун новогодних праздников, это разные глупости о Деде Морозе. Дескать, этот образ создан советскими идеологами и не имеет никаких народных корней. А вот Санта Клаус… и начинается противопоставление западного деда русскому деду.

Это тоже русофобские выдумки. На самом деле культ Деда Мороза возник в России задолго до советской власти. Это святочный образ, тоже крепко связанный с церковными рождественскими ритуалами. Он пришел из русского фольклора, из сказок о Морозе Красном Носе, сперва суровом, а затем трансформированным народной традицией в образ доброго деда, дарящего детям елочные подарки. Его ритуал сложился в России еще в XIX веке, можно сказать, как ответ на вопросы детей, откуда в доме появилась украшенная елка и кто разложил под ней подарки. До советской власти еще было жить и жить.