Последние события дают надежду на хоть сколько-нибудь позитивное развитие событий для рижского омоновца Константина Никулина, отбывающего пожизненное заключение в Литве за преступление, которого он не совершал.

Константин Никулин (Михайлов) — бывший боец рижского ОМОНа, отбывающий пожизненное заключение в Литве. Минувшие дни принесли две новости — одна из Европы, другая из России, и обе внушают надежду.

Первая — Европейский суд по правам человека предварительно счел приемлемой жалобу, составленную адвокатом Никулина Еленой Квятковской. Правительству Литвы предложено дать свои комментарии. Описание дела размещено на сайте ЕСПЧ.

Чтобы оценить важность произошедшего, надо учесть, что большинство жалоб не доходят до этой стадии рассмотрения. Юристы, имевшие неоднократный опыт работы с ЕСПЧ, утверждают, что преодоление первого барьера — 80% успеха в суде.

Вторая хорошая новость — Министерство юстиции Российской Федерации приступило к рассмотрению заявления Никулина о передаче его для отбытия наказания в Россию. Как российский гражданин, он имеет на это право. Конечно, все будет зависеть от согласия литовских властей, но шанс есть.

Рижский ОМОН «назначили» виновным

Sputnik Латвия уже не раз публиковал историю Константина Никулина. Напомню ее вкратце. Для этого придется отмотать время на 28 лет назад.

В 1991 году 31 июля на литовско-белорусском КПП «Мядининкай» были расстреляны восемь человек: четверо литовских таможенников, двое охранявших КПП бойцов отряда «Арас» и двое дорожных полицейских. Семеро погибли, один — таможенник Томас Шярнас — выжил.

Лидеры Литвы, не утруждая себя доказательствами, сразу возложили вину на советское руководство, а исполнителем «назначили» рижский ОМОН. Впоследствии эта версия превратилась в Литве во что-то наподобие религиозного догмата, который запрещено подвергать сомнению и оспаривать.

В ночь с 30 на 31 июля рижские омоновцы, включая Никулина, действительно находились в Литве — приехали, чтобы получить новое оружие и амуницию. Ночевали на базе вильнюсского ОМОНа. И это, по сути, единственная «улика», никаких иных внятных доказательств участия Никулина в расстреле в Мядининкае нет. Обвинительный приговор основан на показаниях анонимных свидетелей, которых защита не имела возможности допросить в суде. Сам Никулин свою вину категорически отрицает.
 

Напротив, есть веские сомнения, которые, согласно фундаментальным принципам права, должны толковаться в пользу обвиняемого.

Выживший Томас Шярнас не опознал Никулина. Из показаний того же Шярнаса следует, что один из нападавших говорил по-литовски, а Никулин, как и другие рижские омоновцы, литовским не владел. На месте расстрела найдены гильзы, не соответствующие штатным боеприпасам ОМОНа. И таких моментов, опровергающих официальную версию, набирается на много страниц.

У кого был мотив?

Не буду углубляться в политический анализ трагедии в Мядининкае, но есть важный факт, мимо которого пройти нельзя. В тот же день, 31 июля 1991 года, в Москве президентами СССР и США был подписан Договор о сокращении стратегических наступательных вооружений (СНВ-I).

Сокращение было неравным, американцы получали преимущество, поскольку за рамками договора остались крылатые ракеты морского базирования с дальностью более шестисот километров. Но тогда и Горбачев, и Буш воспринимали достигнутое соглашение как исторический прорыв, успех.

Вряд ли кто-то из них решил отпраздновать этот успех кровавой баней в Литве. Зачем омрачать событие, которое каждый из лидеров сверхдержав ощущал как свой политический выигрыш? Мотива для вооруженной провокации не просматривается.
 

А вот у литовских националистов мотив был. Они имели основания тревожиться, что СССР и США снова договорятся, как это случилось после Второй мировой войны, и Литва не получит независимости.

Логично в такой ситуации сыграть на обострение, выставить СССР государством-злодеем и попытаться сорвать процесс советско-американского сближения.

Судебная эпопея

Никулин находится за решеткой уже более одиннадцати лет. В 2007 году он был арестован в Риге и передан Литве. В 2011 году Вильнюсский окружной суд приговорил бывшего бойца рижского ОМОНа к пожизненному заключению за «убийство двух и более человек». Не говоря уже об отсутствии доказательств, приговор был незаконен и по чисто юридическим причинам.

В 1991 году, когда произошел расстрел в Мядининкае, срок давности по статье «убийство» был десять лет, то есть к моменту суда давно истек. Потом законодательство менялось, сейчас в Литве этот срок равен двадцати годам. В подобных случаях для применения должен быть выбран закон, наиболее благоприятный для обвиняемого.

Понимая, что с таким приговором Никулина придется выпускать на свободу, суд второй инстанции в 2016 году переквалифицировал «убийство» в «преступление против человечности», не имеющее срока давности. Третья (высшая) инстанция приговор утвердила.
 

Осуждение Никулина за преступление против человечности — циничное политическое решение, не имеющее под собой правовой основы.

Преступление против человечности не может быть каким-то единичным эксцессом, оно должно быть частью направляемых государством системных широкомасштабных действий против мирного населения. Но для этого надо доказать, что политика советского руководства в конце 1980-х — начале 1990-х годов была направлена на жесточайшее подавление и уничтожение литовского народа. Что абсолютно противоречит реальности.

Кроме того, сам факт изменения обвинения (с «убийства» на «преступление против человечности») на этапе обжалования ущемляет права подсудимого. Фундаментальный принцип: человек имеет право обжаловать первоначальное решение суда дважды — во второй и в третьей инстанции. Получается, что Никулин имел возможность оспорить приговор за «преступление против человечности» только один раз.

Европейский суд по правам человека не занимается оценкой доказательств. Но вопросы квалификации преступления и соблюдения процедуры — в его компетенции. Это как раз тот случай.

Конечно, на фоне холодной войны между Западом и Россией и искусственно нагнетаемой русофобии трудно поверить в беспристрастность Европейского суда. Но практика рассмотрения жалоб в ЕСПЧ свидетельствует, что есть судьи, которые не поддались политическому угару и сохранили верность профессиональному долгу.
 

---

---