---

Окончание. Начало здесь

---

     
   
В этом же июне в России проходят выборы президента. Первый (шестнадцатого числа) тур не выявил явного фаворита — за Ельцина проголосовало 35,02% избирателей, за Зюганова — 31,05%, за генерала Лебедя — 14,7%. А если учесть, что электорат Лебедя был идеологически ближе коммунистам — исход второго тура предугадать было довольно сложно.

Посему уже 18 июня генерал Лебедь становится председателем Совета безопасности и помощником президента по национальной безопасности — взятка получена; с этого момента победа Ельцина во втором туре — лишь дело техники.

Голосование 30 июня подтвердило это предположение — Ельцин получил 53% голосов, Зюганов — 40%. Это был естественный исход — для большинства населения России творящийся в ней бардак, при всех его недостатках, был все же лучше, чем возможный коммунистический барак.

Кроме всего прочего, исход российских выборов открыто и нелицеприятно дал знать и белорусским властям — коммунистическая идеология умерла естественной смертью, и навязывать ее населению в качестве базовых идейных принципов — прямой путь к политическому банкротству.

Президент Лукашенко вовремя осознал уроки российских выборов — с июня девяносто шестого в его речах изрядно поубавилось коммунистической риторики, доселе исправно служившей в качестве противовеса либерально-демократическим завываниям парламентских говорунов.

Белорусскому государству, как воздух, нужна была СВОЯ собственная идеология — идеология развития, совмещающая твердую государственную власть с основными принципами народовластия, относительную закрытость экономики с рыночными принципами ее существования.

Такой идеологии не было — ее еще предстояло создать.
Идейное перерождение Семена Шарецкого (случившееся немедленно после возвращения из поездки в США) серьезно повлияло на решение президента установить с первого июля для чиновников и депутатов (благо, с осени девяносто пятого хозяйственными делами парламента заведовало Управление делами президента) серьезные ограничения в зарубежных поездках.

Разумеется, это трактовалось как экономия средств. Еще бы! За неполные полгода своего существования Верховный Совет отряжал в зарубежные вояжи 96 депутатов, из коих 18 был за границей по два раза, шестеро — по три, пятеро — по четыре, и по одному депутату было за границей шесть и восемь раз.

Раз и навсегда пресечь эти вояжи за казенный счет! Меньше будут ездить — меньше контактировать с зарубежными «покровителями» Беларуси, «радетелями» за ее будущее.

Логика решения президента была железной.
В последние дни июня девяносто шестого в Беларуси начались боевые действия еще на одном внутреннем фронте — впрочем, для большинства граждан эта война была абсолютно неизвестна.

20 июня у универсама «Рига» в автомобиле был взорван уголовный авторитет Шалай (гражданин Валерий Шелаев, 1961 года рождения). Милиция, сделав скучное лицо, объявила, что, дескать, данный взрыв — не что иное, как результат преступных разборок между криминальными группировками. Мол, конфликтуют «братки» за зоны влияния, стреляют и режут друг друга почем зря — наше же дело сии трагедии расследовать и виновных находить.

Все было не так.

Взрыв 20 июня — это был сигнал всему криминальному сообществу Беларуси. Сигнал о том, что отныне хозяин в стране будет один — и лишь этот один-единственный хозяин и уполномочен собирать налоги, сборы и подати, контролировать бизнес и регулировать правоотношения между гражданами, предприятиями и трудовыми коллективами.

Все же остальные претенденты на получение «своей доли» в национальном достоянии имеют время на то, чтобы отойти от прежней криминальной деятельности — в иных-прочих случаях власть оставляет за собой право радикально решать проблемы.

Вооруженной рукой. Без суда и следствия. По законам военного времени.

И взрыв автомобиля у универсама «Рига» — был именно из разряда подобных внесудебных расправ с уголовной мразью, возомнившей, что она что-то значит в этой стране, что может безнаказанно устанавливать свои воровские законы, что имеет право жить за счет народа.

Отныне организованной преступности в Беларуси была объявлена беспощадная война не на жизнь, а на смерть. И, поскольку судебная система страны не позволяла решительно и быстро пресечь уголовный беспредел — эта война началась тайно. От этого сделавшись максимально эффективной...
Июль девяносто шестого — Олимпийские игры в Атланте. «Теперь ты понял, Фродо, кто истинный властелин колец?» — мог бы сказать по поводу этих игр президент США. Ибо такого беспрецедентного давления на судей со стороны администрации страны-хозяйки Игр мир еще не помнил! Американцы тщились доказать всему человечеству (а главным образом — себе), что они самые лучшие, самые правильные, и просто — самые-самые — на планете. Со стороны же все это выглядело довольно омерзительно.

В Беларуси июль прошел нервно.

Вопреки прежнему решению, не ушел на каникулы парламент, продолжая искать возможности уязвить президента.

10 июля решением Нацбанка ликвидировались банки-банкроты — «Дукат», «Магнат-банк», «Содружество», «Белорусский кредитный» и банк «Интекс» — оздоровление национальной финансовой системы шло планомерно и своим чередом, вне зависимости от политических бурь.

12 июля президент Лукашенко отбыл с официальным визитом во Францию. Вернувшись, выступил на митинге в Бобруйске — ключевой фразой его речи было: «Я по-прежнему претендую на роль народного президента».

В ответ на это через две недели Позняк и Наумчик, наиболее одиозные деятели БНФ, попросили политического убежища в США (де-факто уже более двух месяцев находясь за границей). Но они свою игру уже сыграли — посему сей финт особого резонанса внутри Беларуси не вызвал. Так, позлословил народ немного по этому поводу, позавидовал беглецам, посочувствовал их близким.

Все это были пустяки.

Самое важное, что произошло в июле — это то, что президент принял, наконец, решение о проведении референдума по изменению системы государственной власти. И уже никакие «круглые столы политических сил» были не в силах остановить движения государственной машины в сторону ликвидации слишком самостоятельного и чересчур независимого белорусского парламента...
Парламент решил защищаться.

Ничего удивительного — озвученные в середине августа вопросы референдума недвусмысленно давали понять депутатам, что с введением новой редакции Конституции их роль в государстве от вершителей судеб страны (коими они себя полагали) низводилась до обязанностей мелких клерков президентского аппарата (с чем большинство из них согласиться никак не пожелали).

2 сентября у Дворца железнодорожников прошел пятитысячный митинг оппозиции — на котором Карпенко, Богданкевич, Статкевич, Ходыко и Борщевский в один голос требовали импичмента президента. «Лучше бы, конечно, публичного расстрела», — но открыто озвучить свои потаенные желания парламентские златоусты как-то не решились. Хотя подобные настроения в агрессивной толпе, собравшейся послушать своих любимцев, зрели.

Менее радикальные депутаты решили сыграть на поле президента — вице-спикер парламента Новиков предложил на референдум вынести вопросы, инициированные парламентом.

5 сентября Верховный Совет принял еще одно беспрецедентное решение — он отрешил от аккредитации в парламенте государственное телевидение. «За неверное освещение деятельности парламента» — подобная формулировка была не просто идиотской.

Деятели парламента в свое время не озаботились поиском путей позитивного освещения в средствах массовой информации своей деятельности — и теперь пожинали плоды своей же недальновидности (если не сказать — бестолковости). Они сколько угодно могли публиковать в оппозиционных газетах шаманские заклинания об импичменте — телевидение же давало картинку. На которой виднейшие вожди парламента выглядели недалекими разрушителями страны, действующими исключительно в своих собственных интересах.

И никакие отлучения от аккредитации в Овальном зале журналистов государственных СМИ уже не могли исправить ситуацию — парламент в глазах нации получал все более и более негативную окраску.

Тем более — проект новой Конституции, которые депутаты планировали обсудить келейно, в своем кругу — был бессовестно и нагло администрацией президента опубликован в печати, и любой гражданин мог с ним запросто ознакомиться!

Ничего не оставалось делать — на вечернем заседании Верховного Совета 6 сентября референдум по четырем президентским и трем парламентским вопросам был назначен на 24 ноября — вместо седьмого, как просил об этом президент. Просто отменить референдум парламент был не в состоянии — так хоть отсрочить.

Зачем — это был второй вопрос. Может быть, лидеры оппозиции надеялись на то, что им удастся переломить ход информационной войны, может быть, полагали, что народ одумается и воспримет «демократические» ценности. А может, просто хоть таким образом хотели насолить президенту — неизвестно.

Но ключевое решение все же было принято — отныне референдум становился неизбежностью.
Вопросы референдума были следующими:

Президент интересовался у нации — есть ли необходимость в перенесении дня независимости с 27 на 3 июля, разрешает ли она свободную, без ограничений, куплю-продажу земли, готова ли отменить смертную казнь, и позволит ли президенту править в республике самовластно?

Парламент хотел узнать у народа — готов ли он поддержать введение в Беларуси парламентской республики, хочет ли избирать местную власть, и желает ли, чтобы финансирование государственных расходов проходило гласно и исключительно из государственного бюджета — то есть надо ли лишить президента возможности расходовать деньги без согласования с парламентом?

Если абстрагироваться от лишней демагогии, вопросы референдума означали — готова ли нация ввергнуть республику в нескончаемые «демократические» преобразования с окончательным сломом всего механизма власти и созданием еще неведомого аппарата «истинного народовластия» (с неизбежной приватизацией этим самым «аппаратом» государственной собственности)?

Или белорусы решат, что в эпоху всеобщего разрушения имеет смысл вверить судьбу страны единовластному вождю с полномочиями самодержавного монарха?

А для того, чтобы референдум прошел «по-настоящему справедливо и демократично», председателем Центризбиркома Верховный Совет назначил Виктора Гончара, бывшего сподвижника Лукашенко, ныне же — его ярого и бескомпромиссного врага. Ход, надо сказать, был весьма остроумным.

Чтобы президент, не приведи Господи, своим указом не назначил дату референдума на 7 ноября, 19 сентября вожди парламента Новиков, Карпенко и Калякин объявили на своей пресс-конференции: «Если Лукашенко проигнорирует постановление Верховного Совета «О референдуме» и своим указом назначит датой его проведения 7 ноября — Верховный Совет начнет процедуру импичмента». Это был уже почти ультиматум.

На этой же пресс-конференции Захаренко, Буравкин, Бухвостов, Карпенко и Таразевич объявили себя оргкомитетом по созыву Всебелорусского национального конгресса в защиту Конституции — как альтернативы собираемому президентом Всебелорусскому народному собранию.

В эти же дни в оппозиционной прессе вышла статья спикера Верховного Совета Семена Шарецкого — о том, что в Беларуси изрядно запахло фашизмом, и единственный, кто защитит республику от этой напасти — это ведомый несгибаемым Семой белорусский парламент.

Что интересно — опубликовав пламенную антифашистскую филлипику, оный спикер уже на следующий день, 17 сентября, подал в президиум Верховного Совета просьбу об отставке. Тяжка, как видно, показалась ему доля борца с фашизмом, не по силам. Свинтить в сторону решил уважаемый спикер. Соскочить, одним словом.

На что Верховный Совет дружно дал ему отлуп. Но в целом метания деятелей парламента никак не прибавляли ему авторитета среди населения.
В свою очередь, Лукашенко планомерно вел свою игру.

16 сентября он встретился с бывшими коммунистическими руководителями республики — это был отличный пиар-ход.

Молодой президент советовался с политическими аксакалами (среди которых — А.Аксенов, А.Андреев, В.Григорьев, Н.Дементей, А.Камай, В.Кебич, А.Малофеев и Е.Соколов — практически все, кроме Георгия Таразевича, бывшие властители Белоруссии), и получил (во всяком случае, по словам верной ему прессы) от них одобрение своей деятельности.

20 сентября Лукашенко выступил на форуме белорусской молодежи — и опять попадание в «десятку»!

Правда, не везде Лукашенко удавалось получить поддержку — например, позиция Конституционного суда в конфликте президента и парламента весьма и весьма не нравилась Александру Григорьевичу (решением этой инстанции рекомендовалось и президенту, и Верховному Совету отозвать свои вопросы на референдуме) — но с деятелями в мантиях, возомнившими себя «первыми после Бога», можно будет разобраться позже.

Сейчас же главным было — добиться одобрения своих действий народом. Формально это можно было сделать при помощи лояльных депутатов Верховного Совета — но ситуация в парламенте была очень и очень мутной.

10 октября сто десять депутатов законодательного собрания вроде бы присягнули на верность президенту в своем Обращении — но на следующий день, после скандального отъезда президента из парламента, за президентскую дату референдума высказалось лишь 84 депутата. Так что на верность народных избранников полагаться не приходилось.

Оставалось получить мандат доверия нации на Всебелорусском народном собрании — форуме настолько же нелегитимном, настолько же и представительном.

Но на юридические формальности можно было плевать! Значительно важнее в глазах народа было для президента получить одобрение своих действий — а легитимность (или, наоборот, нелегитимность) данного мероприятия особого значения не имела.
19 октября началось Всебелорусское народное собрание — 5.000 делегатов которого единодушно поддержали своего президента.

Лукашенко выдвинул основные приоритеты дальнейшего развития страны — «экспорт, жилье и продовольствие» — и, что важнее, утвердился в желании иметь двухпалатный парламент, в котором вольница избираемых народом депутатов компенсировалась бы консерватизмом назначаемых им сенаторов.

Древний принцип римского господства над почти всем античным миром — «Разделяй и властвуй» — должен был сработать и в новорожденной белорусской республике.

Теперь нужно было еще разок получить подтверждение поддержки своего курса со стороны российской власти — просто так, на всякий случай. То, что в Минск 10 октября приезжал Аман Тулеев и с пеной у рта ратовал за «батьку» — этого было мало.

Могли возникнуть проблемы с поддержкой курса президента со стороны Геннадия Андреевича — ибо 9 ноября, с подачи верных Лукашенко коммунистических функционеров, состоялся XXXII (в другой нумерации — Первый) съезд Коммунистической партии Беларуси (деятельность которой, между прочим, была законодательно в свое время запрещена — но какое это сейчас имело значение?).

На этом съезде КПБ была воссоздана (в противовес калякинской партии коммунистов белорусской); возглавили оных раскольников Ефрем Соколов и Виктор Чикин.

Этим несложным ходом президенту удалось внести раскол в стан своих оппонентов — ибо ПКБ Калякина и Новикова имела неслабое влияние на пенсионеров и прочих политически активных граждан, и теперь можно было оттянуть часть их на сторону «пропрезидентских» коммунистов.

Но теперь уже под вопросом была поддержка со стороны деятелей КПРФ — которая, между прочим, в то время была партией большинства в Госдуме.

Посему президенту обязательно надо было ехать в Россию.
Тринадцатого ноября состоялось выступление президента Беларуси Александра Лукашенко в Государственной Думе Российской Федерации.

Фракция «Яблока» демонстративно покинула зал заседаний — но это, в принципе, не имело никакого значения. Речь Лукашенко была яркой, эмоциональной, пророссийской и острой — такую речь от него ждали не только российские депутаты. Подобную программную речь от него ждал белорусский народ.

Белорусский вождь выступил с гораздо более «российских» позиций, чем самые националистически настроенные думцы — и это не было эмоциональным всплеском, как попыталась представить речь Лукашенко «демократическая» пресса.

Эта речь была горьким упреком российским властям за отступление от российских же интересов во внешней и внутренней политики; и это была декларация о безусловной пророссийской направленности будущей белорусской политики — отлично понятая теми, кому она предназначалась.

После 13 ноября президент Лукашенко получил полный карт-бланш на изменения во внутриполитическом устройстве своего государства от великого восточного соседа.

Вывод из внешнеполитических экзерсисов Александра Григорьевича можно было сделать абсолютно четкий — Запад окажет оппозиционным депутатам исключительно моральную поддержку, Россия же реально поддержит Лукашенко в любой сфере, в которой только нужно будет белорусскому президенту, и так, как это нужно будет ему.

В этот день, 13 ноября 1996 года, Лукашенко фактически выиграл битву с деятелями парламента — остальное было лишь делом техники.

24 ноября референдум состоялся. И он стал триумфом политики президента.

В целом Александра Григорьевича поддержало 70,5% избирателей — правда, не все его вопросы получили столь однозначное «да». Если перенос даты празднования Дня независимости получил поддержку 88,2% граждан, то назначение властей — лишь 70,1%. Наивысший процент проголосовавших «за» вопрос парламента (и, соответственно, «против» президента) — о финансировании деятельности государства только из бюджета — составил 32,1%.

В общем, хотя о нарушениях в ходе референдума было сказано изрядно, волеизъявление народа состоялось, и победил в нем президент — на этом факте сходились все, и сторонники Лукашенко, и большинство его противников.

Это была победа. Отныне Александр Лукашенко становился полновластным хозяином вверенной ему республики, отныне его правление избавлялось от ненужных институтов и вредных идей (впрочем, насчет идей — рановато...).
На сто десять мест в Палате Представителей Национального Собрания (новой нижней палате нового парламента) оказалось сто девяносто девять абсолютно законно избранных депутатов. Это была мрачная шутка президента — и это была также возможность отсеять овец от козлищ, зерна от плевел, чистых от нечистых — выбирайте любое определение по вкусу.

Депутаты дрогнули. А затем наперегонки побежали в здание Белорусского Союза молодежи, где президентская администрация гостеприимно распахнула двери для первых добежавших до них ста десяти депутатов нового парламента.

И 26 ноября сто одиннадцать (один лишний, ну да ладно) этих беглых законотворцев («Верховный Совет» на выезде) объявили, что референдум состоялся.

Но в Овальном зале осталось шестьдесят непримиримых златоустов, упрямо считающих себя единственной законно избранной законодательной властью.

Вопрос с ними надо было решать быстро и аккуратно — для чего из России прибыла группа поддержки для уговоров мятежников.

Уговорили. Или запугали. Или то и другое — в общем, на следующий день (вернее, уже на следующую ночь) «не склонивших головы перед произволом» депутатов людям президента удалось из Овального зала изъять.


С этой ночи в Беларуси началась история «непримиримой оппозиции».

Целью своей жизни (во всяком случае, декларируемой с высоких трибун) поставившей свержение А.Г. и установление в синеокой собственной, на этот раз — «истинно демократичной» — власти. Ну, или, в крайнем случае — используя демократическую либеральную риторику и призывы к свержению «дыктатуры» — прожить безбедно, сыто и пьяно на счет западных спонсоров.

В сухом остатке это означало — с этой ночи ни о каком примирении двух полярных идеологий построения государства («открытой демократии» западного образца и авторитарной власти «национал-социалистического толка») уже не могло быть речи в принципе.

Отныне одна сторона всегда будет считать другую государственными изменниками и предателями Родины, по которым плачет каторга и расстрельная стенка — и, что характерно, обе стороны в своих воззрениях на действия противника были абсолютно правы...

Президенту Лукашенко предстояло доказать своей деятельностью, что выбор нации, сделанный ею этой тревожной осенью, не был роковой ошибкой — доказать, предъявив в ближайшие же годы существенные результаты этой деятельности в виде роста уровня жизни, улучшения демографической ситуации, повышения благосостояния народа. И это будет крайне тяжелый (и, кроме того, весьма неблагодарный) труд...
Двадцать седьмое ноября — это не только день, когда вышли указы президента Беларуси «О формировании Палаты Представителей Национального собрания», «О прекращении полномочий Верховного Совета Республики Беларусь XIII созыва» и «О созыве I внеочередной сессии Палаты Представителей», а Конституционный суд приостановил процедуру импичмента президента (за его явным преимуществом в схватке с парламентом).

Это был день, когда последняя ракета «Тополь-М» мобильного базирования покинула белорусскую землю. С этого момента Республика Беларусь де-факто стала безъядерным государством.

Безъядерным — а потому беззащитным; отныне вся тяжесть обеспечения ее безопасности от внешних угроз целиком и полностью ложилась на власть республики.

Теперь Александр Лукашенко отвечал не только за рост валового внутреннего продукта, средней зарплаты, обеспеченность жильем, сокращение безработицы и еще тысячу и один показатель, по которому нация будет судить о его успехах и провалах — теперь он нес полную ответственность за безопасность внешних границ Беларуси, он становился гарантом мирного будущего страны.


Двадцать восьмого ноября в резиденции правительства в тихом центре Минска, по адресу: Войсковой переулок, 4, — началась первая (и уже внеочередная) сессия Палаты представителей Национального Собрания.

Открыл сессию один из последних коммунистических руководителей БССР А.Малофеев — новому парламенту, на самом деле, изрядно не хватало легитимности, и такая символическая преемственность власти добавляла ему оной — во всяком случае, в глазах «новых» парламентариев. Которые пошли даже дальше — «патриарх», открывший сессию, был уж заодно избран и председателем Палаты! Впрочем, в заместители ему назначили верного товарища президента, его земляка и едва не брата — Владимира Коноплева.

Следовало незамедлительно расчистить «авгиевы конюшни» власти — быстро и энергично освободить ряды чиновников от тех лиц, кто в предыдущие судьбоносные дни проявлял излишнюю политическую гибкость, а также от тех, кто добровольно отказался быть в числе победителей.

Сказано — сделано. С должности премьера де-юре убрали Чигиря (вместо него стал исполнять оные обязанности послушнейший Сергей Линг), было удовлетворено заявление об отставке председателя Конституционного суда Тихини. Много еще чего полезного нужно было бы сделать — но существовал один досадный фактор, серьезно мешавший «палатникам» почувствовать себя настоящим парламентариями.

Верховный Совет тринадцатого созыва (в сильно урезанном численно, зато — благодаря президентской «чистке» — серьезно усилившимся идеологически, виде) решил существовать дальше!

4 декабря в Доме литератора состоялось собрание «общественности», принявшее решение продолжать «дело Верховного Совета». Что интересно — среди обычных для такого сборища Шарецкого, Гончара, Гриба и Шолодонова — вдруг ни с того ни с сего засветился известный российский бизнесмен и политик Константин Боровой! Что придавало заштатному «собранию общественности» некий флер таинственности — известно, в чьей команде играл в российской Госдуме оный господин.


Впрочем, пока Верховный Совет зализывал раны и искал возможных спонсоров — президент не бездействовал.

5 декабря его указом был образован Комитет государственного контроля — то, что в России вскоре будет называться Счетной палатой. Указами же президента от своих постов были освобождены судьи Конституционного суда, пожелавшие удалиться от дел вслед за своим фюрером Тихиней — Середа, Вашкевич и Тишкевич. И через неделю с должности генерального прокурора полетел В. Капитан — недостаточно, с точки зрения президента, блюдущий законность. Вместо него назначен был О.Божелко — земляк президента и его верная креатура.

Оппозиционные депутаты продолжали тем временем подзуживать народ к бунту — без видимого, впрочем, успеха. Если на митинг протеста 8 декабря им едва удалось собрать две тысячи человек — то открытие первого «Макдональдса» в Минске собрала толпу раз в десять большую. Как говориться, почувствуйте разницу...

Конец года ознаменовался последней политической новостью — впрочем, мало кому интересной. С поста председателя Аграрной партии ушел Семен Шарецкий, спикер павшего на своем посту Верховного Совета ТРИНАДЦАТОГО СОЗЫВА (вот и не верь после этого в приметы!).

Начинался год тысяча девятьсот девяносто седьмой — первый год самостоятельного правления республикой Александра Григорьевича Лукашенко, в котором ему предстояло совершить немало значимых деяний (и наделать немало же ошибок) — но уже совершенно самостоятельно, без оглядки на мнение депутатов и чиновников (и прочей братии, ранее полагавшей, что они имеют отношение к власти).

Теперь ему предстояло учитывать лишь мнение народа...